Отдышавшись, я решил попробовать писать дальше. Уже через пару минут я понимал, что то, что я пишу, призвано стать анонимным манифестом всех мужчин в моём лице. Для этой женщины. Я косился влево так же часто, как она косилась вправо, поэтому мы закончили читать и писать одновременно. Бережно храню в сердце наши последние две минуты вместе на трапе самолёта - мы были соучастниками таинства. Как если бы я вам читал этот текст шёпотом в вашей комнате в двенадцать ночи на ухо.
Два дня назад я летел из Италии. Утопив в Адриатике свои истории, я садился в самолёт Рим - Рига с одним желанием: начать стихотворение с фразы "Ах, как блестят ночью эти прекрасные предметы" Керуака, что было бы совсем честно к моему сумбуру в голове. Две девушки модельного вида на соседних креслах были слишком увлечены своим глянцем, чтобы помешать мне. Поэтому я, ничтоже сумняшеся, принялся подбирать рифму к слову "однако" и, увлекшись, лишь через десять минут понял, что мне через плечо смотрят обе девушки.
Я расцвёл. И опять манифест имени всех мужчин для всех женщин в лице моих соседок медленно выходил из под моих рук. Неуклюжей походкой начинающего поэта я вёл этих прекрасных нимф по лабиринту сознания среднестатистического мужчины, давая им повод и в следующий раз захотеть заглянуть за ширму какого-нибудь ламберсексуала, чтобы обнаружить там, например, Шайа Лабеф. Взвиться с ним на головокружительную высоту и, падая на его сильные нежные руки, ускользающим в небеса сознанием вспомнить, что всё началось со стихотворения в самолёте.
Хотя, должен признаться, что сам я всё это время пытался ощутить на мочке своего уха их тёплое дыхание с элементами обожания.
Хочу жить красиво.