Хотите первобытных ощущений? На самом деле посмотреть, как это было десять тысяч лет назад. Езжайте летом на пляж.

В других местах уже давно не так. В лесу защищают репелленты и палатки, хорошая зажигалка решит сразу с десяток проблем; дома мы вообще ощущаем себя как в крепости, закрывшись от чужих глаз и от чужих бед; высоко в горах у нас мёрзнет только кончик носа, а кондиционер в машине, как и подогрев задницы, превращает наши путешествия в комфортное времяпрепровождение. На пляже же очень физиологично - нас отделяет от могучих природных сил полоска ткани и крем с варьирующимся spf индексом - некоторые любят погорячее. А ещё нас там много, и мы все как на ладони - зонтики, широкополые шляпы и тёмные очки лишь подчёркивают контрасты, но подождите, мы ещё даже не зашли в воду.

А вода манит. Успокаивает своей сине-зелёной прохладой, передавая телу такую приятную замедленность - всё приходится делать через усилие, но какое же оно минимальное, а от того приятное и всё так же физиологичное - мои лапы становятся могучими, и я побеждаю природу в три взмаха - царь природы на минималках.
И вот на пляже появляется homo sapiens. А рядом с ним человеческий детёныш. Его детёныш, которому сейчас без зажигалки, палатки и подогрева жопы, надо будет рассказать про воду. Рассказать и показать точно так же, как это было десять тысяч лет назад - про подводные течения, обманчивую выталкивающую силу, перепады глубины и морских ежей, если вспомнит.

Дальше будут крики, вопли, брызги. Кто-то обязательно наглотается воды. Мама будет жалеть, папа будет подгонять. А когда мама отвернётся, то будет ещё больше брызг и визгов. Потому что мужская инициация - она такая. Нетерпимая к неудачам, скупая на похвалу, ориентированная на результат. И десять тысяч лет это не изменили. Смотрите, смотрите. Больше такого нигде не увидите.
​
Я знаю, чем будет от меня отличаться мой сын. Я, человек, который никогда нормально не дрался, скажу ему что, иногда нужно ударить первым, а иногда нужно убежать. И, возможно, мой сын никогда не ударит первым, и, возможно, ему никогда и не придётся бить первым, просто потому что в его глазах будет видно, что я ему об этом сказал. И убегать он будет не потому что он трус, а потому что когда их больше, можно убежать. И плавать он научится раньше меня. Лет на десять. И пришлёт мне фотографию из гор. И возьмёт то, что по праву его. И расправит плечи лет на двадцать раньше меня. И, конечно, никогда не поздравит меня со днем отца, потому что с этим не поздравляют, это просто есть.

Продали Эволупу. Ехали с Микой на площадку и прятали слёзы. Даже не ожидал, что для него это будет так сложно. Как мудро заметили в чате: это самый безопасный способ потренироваться переживать потери. Машину покупал парень, но на имя своей девушки. Так и сказал сразу: для Эсмеральды. И в этот момент, конечно, кубинский флаг засиял во всей своей красе. И на сердце стало чуть легче, когда знаешь, что всё это будет играть новыми красками, и кто-то ещё будет улыбаться под карибские ритмы.
​Обнялись с сыном и пошли пешком домой. Oh Lupo
​

​Наблюдаю через плечо сына за спасениями виртуальных миров. Слух, зрение, обратная связь через джойстик - мы сами по себе, наше сознание, являемся интерфейсом для получения опыта. Наш XP (experience) - это квантитативный raison d'etre - повод существовать.
​
Нет никаких скрытых смыслов. Дерево развития навыков плюс здоровый рандом. Ограничение по скорости обмена данными с облачным хранилищем - скорость света. Вместо таблицы достижений - кетаминовый, адреналиновый или эндорфиновый приходы, банковский счёт или любой другой "excel" в твоём исполнении. Даже если мы не живём в симуляции, то наши симуляции слишком похожи на то, в чём мы живём.
А поэтому your choises are half chances. So are everybody else's.

Сегодня смотрели с Микой фильм "Бегущий по лезвию бритвы". Потом много говорили о том, что нас делает людьми. Людьми - это в смысле способными на сострадание и человеческие эмоции. Много говорили. Особенно в контексте сцены, где последний репликант спасает героя Форда от самого себя, сделав, по сути, самый большой шаг к тому, чтобы быть. Он осознаёт и признаёт собственную смертность, в одно мгновение воспарив над всем тем, что до этого составляло его смысл существования, включающее интеллектуальное и физическое доминирование, исключая себя из уравнения чужой жизни.

И там ещё был второй репликант, которая обретает право на саму себя через любовь к главному герою. При этом она не оформлена в её радикал - она просто позволяет ему любить себя, вверяя свою жизнь ему.
​
И вот эти две позиции: осознание собственной смертности и любовь - абсолютно сферические и в идеале замкнутые на самом себе контуры, - делают нас теми самыми сверхчеловеками. Трансцендентными вспышками в обратной пропорциональной зависимости: The light that burns twice as bright burns half as long.
​

Дистанционное обучение. ​Можно с расстановкой и по слогам, чтобы почувствовать песок на зубах - плохой WiFi в детской комнате, отключенное шумоподавление у всех двадцати учеников разом, разные части тел в объективах вебкамер и застывший взгляд ребёнка сквозь монитор в ничто. Чем больше ты вовлечён, тем больше тебя нужно пожалеть. Как перевести дыхание и никого не убить? Обратимся к опыту непосредственных участников процесса.
​
У моего сына удалёнка организована через Google Classroom - дети самостоятельно читают задания, загружают их на сервер и получают оценки по стобалльной шкале. Всё просто, но не очень хорошо - холодная, бездушная виртуальная прослойка, перерабатывающая все драмы в лаконичные 60 из 100 - проверяющий работы учитель даже не может тебе подмигнуть за твою удачно ввёрнутую в домашку шутку про карантин, не говоря уже о банальном сочувствии за проваленную проверочную. Как тут в конце-концов не взорваться и не напечатать лбом на клавиатуре новое матное слово?
Так вот, Микаэль с одноклассниками создали свой отдельный Google Classroom (без блекджека пока что), но зато с такой прекрасной опцией, за функционалом которой я наблюдал у него из-за спины: получил кто-то по-немецкому 45 баллов, зашёл в этот параллельный classroom и пишет: можно мне тут 100 баллов за последнюю домашку? А ему такие, херакш, и сто баллов за немецкий прилетает. Терапевтичненько. Если не сказать больше. Потому что, на самом деле, это - homo ludens на максималках в исполнении самых лучших людей на этой планете - детей. Или даже транссерфинг реальности здорового человека.
​
К чему я это в очередной раз? Мы все - молодцы, и я решил, что могу в комментариях раздать по 100 баллов за что хотите. Просто напишите за что, а я подыграю. Мы точно все заслужили обнимашек

На перекрёстке какая-то семья с коляской машет мне руками. Я без очков, но давайте я поулыбаюсь в ответ - терять социальные контакты в разреженной пандемией атмосфере из-за собственной близорукости не самое дальновидное решение. Машу вам рукой, мои милые люди.

Зелёный сигнал светофора - стоявшая справа старенькое ауди кваттро остаётся в моих выхлопных газах позади, но постепенно выравнивает ситуацию, и вот уже водитель отчаянно мне жестикулирует - да, моя тачка крута, спасибо, парень, надень солнечные очки, иначе ослеплю тебя своим великолепием.

Ветер в ушах, шум мотора перекрывает раггамаффин. Мы с Эволупой одно целое - почти шестьдесят лет на двоих. За нами шлейф из палёной резины и кубинского рома. Подлетаю к перекрёстку, оборачиваюсь на свист и уже привычную мне жестикуляцию очередного поклонника - всё под контролем. Я вас тоже люблю.
​
К пассажирской двери подходит сын с побледневшим лицом: "Чувак, у тебя багажник открыт. Это ты специально, чтобы выглядело как космический корабль?". На моём лице не дрогнул ни один мускул - fake it until you make it.

​Когда-то все женщины жили в красивых каменных замках. Не в дворцах, но именно в замках - время было не самое простое, но и не самое сложное. Принцесс тогда не было — все работали — нянчили детей и возделывали поля вокруг белых каменных стен. Тогда днём всегда светило солнце, а ночью проливался дождь, делая каждый замок самым уютным местом на земле.

Мужчины же всё это время шароёбились между замками. Иногда сбивались в крупные отряды, придумывали новые гимны, знамёна, и шли войной на таких же как они. Потом, понятное дело, праздновали победу или залечивали горькое поражение, а там уже кто-то новый флаг придумал, и вообще, вон те ребята давно на них не так смотрели.

Не то, чтобы всем было хорошо от такого уклада, но поменять его никто не был в силах. Если мужчину заставали за тем, что он начищал свой металлолом до блеска, и просили отложить это занятие на потом, он обычно хмурил брови, становился неразговорчивым, а на следующее утро его уже можно было рассмотреть только в подзорную трубу и только лишь на горизонте. И уже тогда женщина хмурила брови, и внутри у неё начиналась гроза.

В общем, понимаете, да? Вроде бы никто никому ничего не должен, а все обижены. А он ещё и шароёбится. И вообще не понятно, что с эти делать. Не хорошо.

И вот сто тысяч лет назад одна женщина решила всё поменять. Не для себя, но, как водится у мудрых людей, для следующих поколений. Взяла она своих детишек и устроила им такой тест Кристины (это её так звали, и она родилась раньше Роршаха, поэтому всё честно). Обвела красным карандашом основные психотипы, посадила детей в круг и начала им сказки читать. А сказки тогда простые были — про драконов, волков, эпические войны стенка на стенку и заветы предков. И выделила, значит, она главный архитип тех сказок: шароёб. Очевидно, плохой архетип. 

Собрала она тогда всех женщин своего замка и сказала, что сказки отныне своим детям надо читать другие. Про любовь и про семью, про взаимовыручку и запасы на зиму — вот, например, про тыкву. А сама взяла бритву и пошла в центральную библиотеку исправлять рукописи Шекспира.

Всё исправила. Кроме Гамлета. Он у её старшего сына под подушкой остался. Ирония (и прекрасный источник для экзистенциальных пиздостраданий). 

Шутки-шутками, но скандал был огромный. Мужчины даже пошли свой отдельный замок строить с игровыми аппаратами и собственной библиотекой. Потом были суды, взаимные обвинения, перебежчики (амазонок помните?), но самое главное, что было очень много никому не нужных детей, о которых все забыли на долгие тысячи лет. И мир погрузился в сумерки. Белые замки обветшали, мужчины погрузнели, а у женщин между бровей появилась такая глубокая морщина, что пришлось ботокс изобретать.

Вот, с тех пор и повелось у нормальных родителей своим детям сказки по-очереди рассказывать.

В магазине выложили стратегические запасы туалетной бумаги - упаковка XXL для самых отчаявшихся. На лицах стоящих вокруг смятение: взять прилюдно 48 рулонов - это признать, что ты поддался панике. Тексты про заменитель медицинских масок не катят - на соседнем стелаже молчаливым укором лежат рулоны бумажных полотенец. Раз-два-три, жопу подотри.

Люди, пережившие дефицит молча забирают последние упаковки. Они знают, что это не про вирус, это про людей. Они помнят. Мы стоим, взявшись за руки - тепло человеческого прикосновения точно так же стремительно взлетело в цене, но так как об этом не говорят в новостях, мы узнаем об этом последними. Как обычно.

Мозг разрывается части - надо спасать человечество, уединившись в собственной квартире; надо спасать экономику, вливая свои скудные накопление в движение товаров; надо позвонить бабушке и договориться, чтобы ребёнок пожил у неё, а ей самой нельзя выходить из дома; надо перевести офис на удалённую работу; надо мыть руки и не надо трогать глаза. Синаптические связи рвуться, образовавшуюся пустоту заполняет прокрастинация, руки сами тянуться к туалетной бумаге - я-мы мистер Туми из Лангольеров.

Планета начинает скрипеть заржавевшими шестерёнками - экотеррористы прицениваются к новым возможностям, а перед Белым Домом выстраивается очередь из молодых людей левого толка. "Обними президента!". Уже через пару часов такая же очередь возникает и у Кремля. Мир разочаровался в геронтофилии. Безработная испанская молодёжь затаила дыхание. 

Я стою в очереди на кассу, стыдливо сжимая помятую упаковку с гречкой. За мной в очереди стоят три подростка, у которых в руках бутылка кока-колы и пара бананов. Они смеются о чём-то своём во весь голос. Я чувствую себя бесконечно старым и уязвимым, понимая, что позволил залезть в свою голову тем, кем я никогда не хотел стать. Отхожу в сторону от очереди, медленно пытаюсь достать языком до кончика своего носа. Смеюсь.