Мой сосед слева начал клевать носом после первых двадцати минут - хотя, ничего удивительного: на сцене ставят пьесу конца восемнадцатого века, которая носит титул самой первой, поставленной на латышском языке. Dižakmens, пускай и переведённый с немецкого в далёком 1818 году. И, должен признаться, я с трудом сдерживаю зевоту. Актёры откровенно переигрывают, забывают текст и, кажется, давно уже устали друг от друга. Передо мной весь цвет Нового рижского театра играет в театр. Плохие версии себя, о чём без купюр во втором акте расскажет со сцены Гуна Зариня с (сюрприз) веточкой в руках. Ха-ха, вызов принят, а парад плохих шуток продолжается.

В программке к спектаклю слова благодарности латвийскому институту электроники и компьютерных наук. Технологический прорыв латвийской драматургии? Нет, просто на сцене старые шкафы с облупившимся лаком, радиола Сакта, настенные часы Электроника-7 с невесть что означающими зелёными цифрами 5:75 и лампы дневного света в пластиковых корпусах - я узнаю эти предметы по запаху института, где работал десять лет назад. Запах плесени и застоя, который легко перекочевал в театр. Мы - компьютерная и театральная переферия, коллекционирующая антиквариат, не способная ни на что, кроме заимствования,  А слева от меня всё тот же, склонивший голову себе на грудь, благодарный зритель. А на сцене по второму кругу вечные вопросы про уникальный латышский код, про немцев и русских в наших головах, и Евгений Исаев на чистейшем русском латышском подводящий промежуточные итоги: "в Латвии исторически издавалось очень мало научных книг, поэтому все околонаучные и исторические споры на латышском языке отдают беллетристикой". И, скажите, кому нужны эти пыльные тексты двухсотлетней давности, постоянно норовящие свалиться на говорящего и придавить его своей тяжестью?

Вы поверите, если я скажу, что всё закончилось хорошо? Перед нами действительно была аристократия нашего театра. Тонко думающая, способная на самоиронию, и, главное, не имеющая ничего общего с нафталиновым запахом наших архивов. Мой сосед слева в какой-то момент расправил плечи и перестал даже моргать, а я сам не мог оторваться от происходящего на сцене, хотя, вы только вдумайтесь, ближе к кульминации на сцене одна за другой прозвучали пять предсмертных патетических речей, написанные в 1781 году,- в любой другой раз я бы попросил, чтобы мне доплатили за то, что я это слушаю.

Я почувствовал себя обманутым школьником, которого заставили прочитать книгу из школьной програмы, и она оказалась интересной. Такой театр способен творить чудеса. Осознанно, подмигивая зрителю по всем каналам связи, переодеваясь в старинные одежды прямо на сцене, заигрывать с интерпретируемым текстом, обильно посыпая его пылью, чтобы потом он заиграл новыми красками. Если и говорить о прошлом, то так. Если и говорить о театре, то с актёрами этой постановки. 
​

​Мика играет в онлайн игру, в которой можно по нажатию клавиши V включить внутреигровой голосовой чат. Пока я на кухне готовлю кулинарный шедевр из картошки с маслом, из соседней комнаты слышится его несмелое и еле слышное "хеллоу...", потом пару минут тишина, а потом опять "хеллоу..". Моё сердце обливается кровью, а в голове рисуется картины постапокалиптического мира, где мой сын в лохмотьях вылезает из под рубероидного навеса, чтобы попросить корочку хлеба. "Хеллоу...". А в ответ тишина.

Захожу в комнату и заглядываю сыну через плечо. Мир в мониторе действительно постапокалиптичен, но на самом Микаэле силовая броня с гидравлической системой поддержки и какой-то обрез с оптической насадкой. "Никто со мной не хочет разговаривать, потому что я пятого уровня" — в голосе слышится вселенская грусть, а весь блеск обещанных открытых миров фолаута '76 раскрывается обратной стороной настоящей жизни: всем плевать, пока ты ноунейм. Я возвращаюсь на кухню, чтобы оттуда затереть ему очередную лекцию про взрослую жизнь и безразличие окружающего мира, и тут... 
— "Привет, ТоматоСуп76, ты меня слышишь?"
Мика с тихим воплем врывается на кухню, обнимает меня и бежит обратно к компьютеру, а я выключаю вытяжку, чтобы не пропустить не единого слова.

Любимый мой RussoTuristo, который никогда не прочитает этот текст. Я тебя люблю. Когда ты подошёл к моему сыну пятого уровня, научил его стрелять из винтовки, скрафтил для него какое-то оружие, поделился лутом, показал, где можно прокачать свои навыки, и рассказал, что можно делать дальше, ты на это время стал для него отцом (сто девяносто пятого уровня). И я думаю, что ты должен знать, что теперь делает воспитанный тобою ТоматоСуп76 — он ходит по карте, находит ребят первых уровней, делится с ними лутом и учит их крафтить себе оружие, а потом приходит ко мне с блестящими глазами и рассказывает, кому и как он смог помочь. А перед сном мы всегда вспоминаем тебя, как ты в какой-то момент, когда на заднем фоне раздался плач ребёнка, извинился и сказал, что должен идти. И мы обсуждаем, как часто ты играешь в фолаут, сколько у тебя детей, и будешь ли ты учить их играть. И, в общем, ты понял. Onelove.