Заглянуть в чужую голову невозможно, даже если вам это предлагают. А я вам предлагаю.
Зарегистрироваться для посещения Кратера Памяти.

Ieskatīties cita cilvēkā galvā nav iespējams, pat ja jums to piedāvā. Bet es jums to piedāvāju.
Reģistrēties pieredzei.

It is impossible to look inside another person head. Even if you are invited to do this. I invite you to do this.
Register for Memory Crater experience.
​

Как подключиться к бездонной энергии, которая заставляет меня двигаться вперёд и гореть, освещая всё вокруг?

Ведь я там был - творил, красил, снимал, бежал, строил... А теперь я прихожу домой, ногой отодвигаю пакет с пластинками, который уже три месяца мешает зайти в квартиру, и смотрю на себя в зеркало, краем глаза фиксируя батарею из пустых бутылок вина на кухонном столе. Чувак, ты на дне.

Что-то внутри отключилось - живительное, самобытное, подпитывающее изнутри все критически важные системы жизнеобеспечения - раз, и ты охуенный, два, и ты можешь защищать свою точку зрения, три, и ты готов встречаться с людьми.

Я знаю что. Я запретил себе любить. Потому что для меня любовь стала синонимом долга. Я люблю, а значит я должен. Хотя конструктивное "должен" вырастает из другого места - где есть избыток сил и понимание, чего от тебя ждут.

​Для меня позволить себе сказать, что я кого-то люблю, это обнажиться. Сбросить доспехи славного парня и дождаться ответного удара. Или укуса. Или дружеского поцелуя в щёку. Это моя возможность на секунду подключится к потоку, ради чего стоит напрячься и вложить в эти слова именно тот смысл, чтобы лишить эти три слова всех остальных интерпретаций - сказать другу, что я его люблю, за пару часов до его отлёта на другой конец света; признаться в любви своему терапевту, наконец-то признав, что он заменил мне моих родителей; встретить свою бывшую и признать, что ты всё равно любишь, хотя и не так, как от тебя ждут; даже просто найти неожиданное тепло в объятиях человека, остановиться, и сказать: я люблю обниматься; зайти в комнату к собственному ребёнку-подростку в комнату и сказать ему через миллиард кринжовости о том , что он - самый любимый мой сын, выдержать его вопросительный взгляд, не умереть от стыда, и дать этой силе растопить все его защиты; и, наконец, встать перед зеркалом и сказать самому себе, всматриваясь в глаза в отражении: я тебя люблю. Ожить.

В магазине в старом городе покупаю бутылку безалкогольного пива после десяти вечера. На выходе ко мне подходит заметно выпивший, судя по акценту, финн. Показывает пальцем на бутылку в моих руках и спрашивает:
- But how did you manage to buy it?
- It's non-alcoholic
- But this is just miserable
- It is much easier once I accepted the misery in myself
- Do I look miserable?
- Do you want to look miserable?
- I guess not.
- Want to share my bottle?

Сидим на набережной, трепемся обо всём на свете, пьём безалкогольного пиво, два незнакомца в поезде, который никуда не идёт.
I guess everything is beautiful when shared. Even misery.

Я уже год хочу вам рассказать про книгу "Дом в котором..." Мариам Петросян. Но, вероятно, должно было произойти что-то особенное, чтобы это случилось. И вот оно произошло.

Позавчера, когда я уже занимался последними приготовлениями к перезапуску Кратера Памяти, у его дверей появились гости.
- О, смотри, у нас одинаковые красные кеды. Ты их купил из-за Курильщика?
- Что, прости?
- Я Ведун. Мне дали такую кличку, потому что я многое знаю. А ты... - заглядывает в мой гараж - А ты будешь Шайтан. Ты посмотри, что у тебя в гараже.

И тут я понимаю, о чём идёт речь. И тут я понимаю, что только что меня принял Дом в котором... И вот я уже могу рассказывать свои странные истории, а пока что я полуумно с гиканьем скачу вокруг своей машины, потому что вот так легко, благодаря одной книге, мы с пятнадцатилетним подростком оказались на одной волне, в одном доме... И у меня есть своя кличка.
​
Это волшебная книга, которая со своей мифологией легко встанет на один уровень с Гарри Поттером, предлагающая побег в чарующий, пугающий мир, который за неимением лучшего выпестовывается самыми лучшими рассказчиками - подростками.
В мои десять лет - это была Кондуит и Швамбрания, чуть позже я пропадал в мире созданном Фаулзом в книге Волхв, а теперь уже дважды за последний год я пробрался вместе с героями "Дома в котором..." вдоль стен коридора на втором этаже, выискивая послания, которые я должен был найти. Если у вас есть дети подростки, если у вас есть ваш внутренний подросток, то вам сюда - в "Дом в котором...". И может быть он вас примет.
​

Каждый четверг после работы я иду к своему психотерапевту. Тридцать минут в дороге, чтобы выдохнуть и вспомнить всё, что произошло со мной, а не с окружающими меня людьми и вещами на этой неделе, или чтобы с трудом донести, не расплескав, то, что не давало дышать в последние несколько дней.

А иногда несу пустоту. Как не выполнивший домашнее задание школьник, я иду на свою терапию, мучаемый мыслями о том, что я ничего не подготовил и не смогу развлечь ни себя, ни своего терапевта своими офигенными историями. И именно в этом месте, когда мой язык перестаёт болтать обо всём на свете, я вспоминаю какие-то эпизоды, на которые не стал бы обращать никакого внимания, потому что мой мир - это блестящие сцены из кино (боже, что бы я делал без этого фейсбук-инстаграм формата?).

- "Ничего на этой неделе не было. Разве только забавное совпадение, что с разницей в полчаса мне позвонили мои оба родителя и, когда в ответ на их просьбы о чём-то, я начал объяснять, почему я этого делать не буду, пытались меня успокоить словами: "не сердись, малыш". Какой я, нахрен, малыш, если мне тридцать восемь, и я плачу за их счета сколько себя помню? Хотя, ну смешно же, когда за полчаса два раза. Смешно же, да?"

Мой терапевт смотрит на меня взглядом человека, который обдумывает возможность прямо сейчас прыгнуть с парашютом. 
- "Ты сердишься, да?"
- "Конечно! Как мне им сказать, что они опоздали лет на тридцать, чтобы это не звучало как хамство?"
- "Малыш, не сердись"
Одновременно кончаются все силы. Живот сворачивается улиткой, руки и ноги немеют до боли, от которой невозможно убежать, а дыхание переходит в режим рыбы, выброшенной на берег.
- "Ты сейчас сердишься, малыш, я знаю"
- "Не говори там больше, пожалуйста"
- "Малыш, всё будет хорошо"
- "Что. Ты. Делаешь."
- "Малыш"

И всё. На мгновение успеваю увидеть себя со стороны, прежде чем захлебнуться в этих волнах, которые разливаются по всему моему телу, давая такую нужную мне энергию ядерного синтеза, когда все части меня видны и слышны друг для друга через бетонные стены, которые через час опять будут возвышаться над мной на семь метров, высасывая то, что осталось после того, как наступил мой личный конец света.

Уже сбился со счета сколько времени в терапии, но надо написать. Четыре года? Я вижу себя. Всё так же проваливаюсь, убегаю, но хотя бы вижу. 

Чем дальше в себя, тем сложнее об этом говорить - всё меньше в этом нахожу смысла, но всегда присущий мне этот нарциссический эксгибиционизм перевешивает. Помню, как три с половиной года назад впервые накатал текст про то, что я решился пойти к психотерапевту. Залихватское "так победим", пара обесценивающих себя комментариев, общих фраз про то, что всё сложно, с присущей мне драматичностью,- всё про всё заняло минут пятнадцать, но за тот текст мне до сих пор иногда прилетает "спасибо" от людей, которые тоже решили попробовать этот путь. Сегодня же я сижу с новым текстом в голове часа два, плюс несколько рюмок рома - и всё равно получается стеклом по металлу - нужно больше смазки.

За эти три года я прошёл путь от "меня никто не понимает" до "ну, хотя бы ты меня принимаешь". Именно возможность быть собой рядом с терапевтом, который умеет распознать мои собственные эмоции, когда я сам проваливаюсь в парализующие тело аффекты, сделало возможным дать себе шанс. Потому что, сюрприз-сюрприз, я всё так же не могу  вообразить, что представляю из себя хоть какую-то ценность. И, наверное, стоит это признать, никогда не смогу. Какая-то фатальная ошибка на базовом уровне моего развития заставляет меня рвать последние рубашки, чтобы быть лучшей версией себя, игнорируя все красные линии, не слыша чужих восторгов и комплиментов, не умея, не веря, регулярно уничтожая всё то прекрасное, чтобы было построено, потому что это не правда. И вот тут появляется человек, который учился много лет, чтобы не дать мне разрушиться. Окей, дать, но сначала записать в тетрадке несколько предложений, которые я пойму лишь через двадцать месяцев. По-настоящему услышу. А потом ещё раз разрушусь. И ещё.

И я начинаю учиться говорить. Я начинаю учиться не бояться быть собой, а значит, наконец, быть услышанным хотя бы самим-собой. Мой терапевт становится тем самым миром, который не уничтожает за ошибки, за ту неприглядную правду, которую я сам не готов услышать. И я начинаю говорить, впервые проживая всё то, что было запрещено, забито и проигнорировано за эти тридцать пять-семь-девять лет, - "нам ещё предстоит долгий путь", говорит человек в кресле напротив, а потом добавляет: "и я не хочу вместе с тобой шутить про то, что ты не достоин лучшего".

И нет, это не покатушки через радуги с водопадами с головокружительными откровениями. Чаще это ужасные, обезоруживающие, разрушающие признания, после которых невозможно поднять глаза.. Но, вот, проходит десять минут, и мир не разрушился, а от меня никто не отвернулся. А значит, можно попробовать сделать ещё один шаг вперёд. И через четыре года я наконец-то понимаю то, что прочитал очень давно - в терапии именно близость с терапевтом даёт шанс на близость с собой и другими людьми. Да, это то самое место, где есть куча таких бесючих, неловких, неуместных слов про ресурс, токсичность, регресс и миллион прочих, но иногда они - такие нужные костыли для тех, кому с самого детства пришлось воевать с самим собой.  Да и сам терапевт становится огромным костылём, который помогает опереться и, наконец-то, увидеть своё взаимодействие с миром не в угаре собственных домыслов, а на расчерченном поле причин и следствий мира, где если единороги и существуют, то только по предварительной договорённости.

Заглянуть в чужую голову невозможно, даже если вам это предлагают. А я вам предлагаю.

Ieskatīties cita cilvēkā galvā nav iespējams, pat ja jums to piedāvā. Bet es jums to piedāvāju.

Зарегистрироваться для посещения Кратера Памяти можно тут:

Музыка в тизере: Мох - - Камни приходят ко мне
​

​А это Эвин. Денис Эвин. Мозг, сердце и руки проекта. В иконографии нового триединства его изображают с паяльником в одной руке, бутылкой медока во второй и наспех свернутой самокруткой - в третьей.

Он - комета, долго но неминуемо летящая к точке столкновения с земной поверхностью, за которой тянется шлейф догарающих концепций и семантик.
Денис приходится папой Даниеле и мамой профессору Пиндешласу, внося в работу над "кратером" чувство семейного долга, ауру принятия и легкий аромат канифоли и не давая любимчикам перетянуть на себя одеяло.

Вот он косо подстригает свои веки щипцами для придания взгляду загадочности и бросается в L’ÉCUME DES JOURS в поисках истины и любви с неутоляемым научным интересом.

Однако, стоит понимать, что главный объект интереса Дениса Эвина в пене дней - это сам Денис Эвин.
Текст не мой
​

А это Грегори. У него смешная фамилия Пиндешласс и плохо скрываемая нелюбовь к цифровом общению. А ещё золотые руки и фанатичное желание сделать так, чтобы люди понимали друг-друга.
Без него Кратер Памяти получился бы холодным и бездушным, а, быть может, вообще не получился бы - но к черту сослагательное наклонение.
Единственное, что мы точно можем сказать, что сам Грегори не получился бы, если бы не Jelena Pidjasa , которая несколько часов потратила в своей мастерской грима на то, чтобы каждая его исследовательская неудача нашла своё отражение в морщинах на его лице.

Грегори и Даниэла уже давно вместе, и их решение помочь мне с моим проектом - искренний порыв сделать наш проект многограннее и глубже, хотя я подозреваю, что им очень хотелось попробовать себя в роли наставников или даже родителей, но оставим это для их семейного терапевта.

Грегори разработал алгоритм по воссозданию человеческих эмоций из эмоджи, о чём он сам при случае расскажет. Это именно тот человек, который приносил на каждую нашу рабочую сессию в гараже проигрыватель пластинок, с порога объявляя нашу мастерскую зоной свободной от WiFi и суррогатов живого общения, подолгу обнимая нас на прощание, и настойчиво называл меня Динечкой, открываясь для нас с такой неожиданной любящей стороны.

Единственное, что могло нас смутить в нём - это его курение электронных сигарет, что мы ни раз поднимали в наших долгих беседах, на что он философски замечал, что никому не обещал быть идеальным.

Суровый идеалист, заботливый муж и талантливый изобретатель - таким мы его знаем. А теперь знаете и вы.
​

Пора рассказывать офигенные истории.

Три года в моей голове, год на бумаге, и полгода уже в реальном пространстве. На вефе почти готов мой проект - Кратер Памяти. Ой. Наш. Nous ètions trois - нас было трое. Давайте знакомиться.

Год назад, когда я начинал только записывать на бумажке идеи, которые формулировались за последние три года, я сразу отвёл Даниэле роль самого взрослого из нас троих. Because she has seen shit, так сказать.

Поэтому да, знакомьтесь, железная леди - Даниела Крицки. Референции уместны и согласованы. Психотерапевт и просто умница - в этот раз результат усилий лучшего визажиста Valeria Duma, которая не раз протягивала руку помощи заблудшей душе.
В нашем проекте Даниэла отвечает за критический взгляд со стороны и все элементы гармонии, вытягивая на своих плечах в критические моменты всю эту котовасию с эго и оскорбленными творческими личностями. Ей не привыкать.
​