-  чего за имя такое:  Динечка? 
- отвали, я не с тобой сейчас разговариваю 

Динечка, я знаю, что тебе сейчас очень тоскливо и одиноко. Как обычно. Как миллион раз до этого. И ты готов убежать в свою комнату, включить очень громко музыку и не открывать дверь, пока у меня не появятся силы. 

- которых у тебя очень мало, да? 
- заткнись, с тобой отдельный разговор. 

Я знаю, что я с тобой никогда не разговаривал. Сначала не понимал, что ты есть, потом просто было неловко, а теперь, когда я громко произнёс твоё имя, у меня холодок пробежал по спине и волосы дыбом. Я знаю, что ты меня слышишь. И я тебя люблю. Без тебя я не был бы тем, кем восхищаются люди, кто увлекает за собой других, кто умеет удивлять, и кто так сильно мешает мне напиться на любой вечеринке, которые, надеюсь, ещё будут. 
И мы оба знаем, что никто, кроме меня, не может дать тебе то, чего тебе так не хватает все эти тридцать семь лет. И хотя, скорее всего, даже я не дам тебе достаточно, сколько нужно, знай, что ты есть - единственный, уникальный, любящий и внимательный к эмоциям других людей. И я тебя очень-очень сильно люблю. И постараюсь не забывать в сложные для нас моменты тебя обнять и ещё раз сказать тебе спасибо за то, что ты есть. 

--

А терапевтическом дискурсе помимо возможного огромного количества внутренних личностей есть три человека, между которыми должен быть налажен диалог. Вы их все знаете: ребёнок, взрослый и контроллёр. В идеальном мире, никому из нас не приходилось бы обращаться к каждому из них по выдуманому имени,- гармоничное "Я" естественным образом, осознавая свои сильные и слабые стороны, регулировало бы баланс этих сил в своих поступках. Но практически всегда, в процессе взросления, нам приходится изолировать некоторые части себя, ограждая их от конфликтов и боли, сначала замораживая общий рост, а потом примеряя маски новых личностей. 

Перед глазами огромное количество историй, где в ответ на крайнее насилие в семье, дети придумывают миры, где все происходит по-другому, а потом живут в этом мире, оградившись от реальности, которую они не могут вынести.

Для меня заметить и научиться говорить с внутренним ребёнком - это заново научиться быть уязвимым, снять маску охуенности перед тем человеком, которому я хочу доверять, вместо того, чтобы в  панике бежать при малейшем намёке на развенчивание моего мифа. Это мой шанс на то счастье, которое я хочу для себя.

И, возможно, именно поэтому один мой клиент, обращаясь ко мне именно так: "Динечка", всегда может рассчитывать на самое искреннее участие и бесплатную консультацию по телефону 🖤

--

- теперь можно сказать, что я об этом думаю? 
- нет. 

С чего начинать, если нет начала,
Куда идти, если нет конца?
Я возвышаюсь над хаосом словом,
Стою на пирамиде из буквы А,
Всего лишь водород-43,- усложнение простого,
С потребностью понять самого себя.

Сделаю развёртку всего пространства,
Раскручу спираль, увижу за словом шум,
Назову любовь нарушением гормонального баланса,
Непонятую никем погрешность, дестабилизирующую ум.

Разложу тело в зеркале на короткие и длиные отрезки,
Узнаю, как действует никотин, и разрешу себе курить,
Определяя себя, как часть энтропии вселенной,
Приму свою смертность, чтобы дальше жить.

Приказываю себе дышать, контролируя силу вдоха,
Выдыхаю медленно, обязательно через нос,
Разделяю потоки, разговариваю со своим эго,
Громко слушая в машине Сигур Рос.
​
Измеряю время биением сердца,
Растояние измеряю суммой своих шагов,
Беру ответственность за то, что имею.
Хочу быть больше, чем сумма моих богов.

У нас на арт-платформе Стадия очередная премьера. В этот раз с поправкой на все карантинные меры - онлайн спектакль. Те, кто меня знают давно, могут подтвердить: если бы мне самому не нравилось, то не было бы этого тизера - мой внутренний мастер трейлеров функционирует исключительно в состоянии ночных катарсисов.
Исключительное время, исключительные люди, исключительный опыт. Потом расскажу behind the scenes, а пока что рекоммендую найти страницу Stadia и следить за обновлениям.
(про музыку отдельно хочется сказать: укороченная версия композиции Musica ricercata No. 1, Sostenuto венгерского композитора Дьёрди Л́игети в исполнении Pierre-Laurent Aimard).
​

К концу дня добрался до банка за какими-то бумажками. Сижу перед сотрудницей, у которой до меня была какая-то старушка, забывшая пароль, а тут я с какими-то выписками со счёта за два евро. В общем, главклерк на глазах превращается в главбич.
​
А у меня сил нет. Всю броню на других потратил. Поэтому просто сижу и смотрю на неё грустными усталыми глазами через пластиковый барьер, как она резвится за мой счёт. Покорность и неизбежность.
​
И тут пауза. И она смотрит через пластик мне в глаза и говорит: "Вы простите меня, просто я устала сегодня. Завтра к свекрови в курземе поеду - буду гулять по лесу и ничего не делать".

Помню, как лет семь назад меня накрыло Уэльбеком. Мне только исполнилось тридцать, я чувствовал себя старым, но что я понимал.. Его романы обдавали холодом неизбежного одиночества, но одновременно выступали анестезией, - тогда казалось, что мои переломанные рёбра никогда не позволят мне дышать полной грудью. Его герои каменели на моих глазах, сворачиваясь в ископаемые улитки - машины, квартиры, картины сначала оттеняли, потом закрывали, а потом и подменяли собой весь мир. И все переставали дышать. Мёртвые живые манили своим смирением и примирением с окружающими, но не с собою. С собою нельзя примириться. Ты никогда не будешь достаточно хорош.

С тех пор прошло миллион лет. Рёбер хватило ещё на несколько переломов, появились и машины, и квартиры и даже картины (в которых, слава богу, жизни больше, чем я мог бы мечтать), но вот уже каждый поход к парикмахеру вызывает сакраментальный вопрос: "может пора уже налысо?", а имя звонящего на экране телефона - это список перед глазами того хорошего и плохого, что вас связывает с этим человеком, и отличный повод не брать трубку. Я все чаще оглядываюсь в поисках своей раковины, находя успокоение в её суррогатах - и, опять же слава богу, речь идёт в том числе и о книгах.

Сейчас будет третья книга Анны Гавальды, которую я буду читать. И да, как же я буду плакать. И эти слёзы будут вымывать кальций и все полезные минералы, из которых так ловко за последнее время начал собираться мой новый кокон.
​
Нет, она не единственная, и не первая, но, вероятно, чтобы я вспомнил Уэльбека, нужно тоже было родиться во Франции, и на своих страницах тоже всё время уезжать на маленьких французских машинах прочь из большого города. Только в её книгах эти поездки всегда имеют смысл. Даже если за всем этим стоит смерть. И все мёртвые в её книгах живые. И там тоже все недостаточно хороши, но почему-то через какое-то время, шмыгая носом, хочется вздохнуть полной грудью, чтобы вспомнить сколько у меня осталось рёбер. И побриться налысо.
​