​Честные девять месяцев из двенадцати Кратера Памяти - чуть рефлексии:
Первые полгода очень переживал, что люди записываются, но не приходят. Потом вспомнил, что делаю это для себя. Ради собственного удовольствия. Расцвёл. В самые сложные вечера, когда раньше был лишь путь на дно, теперь достаю из кармана штанин список тех, для кого мне ещё надо написать сценарий. И делаю. Как умею. И согреваюсь, раскатывая чужое имя по нёбу, как лох и улыбаюсь.

Однажды в дождь шёл вечером пешком домой. Как раз мимо Кратера Памяти. Пока дошёл, замёрз. Понял и простил всех, кто не дошёл. Раскис. Решил заглянуть. А там щеколда поднята. Там кто-то внутри. Стоял как лох и улыбался.

Лёг спать. И тут ночью приходит: "Спасибо ". Лежу как лох и улыбаюсь.

Очень много пришло мужчин. Для меня это невероятно важно. Никогда не чувствовал их, не умел. Старался, но делал только хуже. Неловко, нелепо. А тут прямо заставил себя оставаться собой, признаться, что я на самом деле вот такой, а не вот это всё, что на аватарке в фейсбуке. И ничего страшного не случилось. Вот пишу эти слова как лох и улыбаюсь.
​
Очень, очень сильно почувствовал, что делаю правильно, делаю важное. Наконец-то. Горжусь собой. Улыбаюсь
​

Читаю невероятную книгу, которая затрагивает настолько глубокое бессознательное, что каждая страница вызывает странное покалывание в совершенно неожиданных местах.

Помните синенькую детскую библию такую? Старый Завет и всё такое. А вот теперь представьте себе, что вам её подарили, а внутри, о, святые кукурузики!...

Сцена из фильма Le Lebertin, где философ Дени Дидро, работая над своей книгой, провозглашающей любовь без границ, узнаёт, что его лучший друг и соратник начал отношения со стремительно взрослеющей дочерью Дидро, бежит в подпольную типографию, чтобы разметать уже набранные к печати страницы, и внести такие нужные правки - любовь без границ, кроме как с дочерьми лучших друзей.

А все классические тексты христианства превращаются в такие огромные метафоричные амбарные книги ссор, войн, политических игр и банальной борьбы за власть над не иссякающей потребностью обывателя прислонить уставшую голову к какому-то смыслу, при анализе которых можно понять, кто кого убил, и кто обидел брата первосвященника. Тут музыка из заставки Санта-Барбары.

И пускай в этом нет ничего нового или удивительного, но обращаясь к себе, надо признать, что, будучи в душе агностиком, прямо сейчас я чувствую себя уязвимее обычного. Некая незримая опора, заложенная ещё в детстве, проговоренная и рационализированная много раз, заменённая сначала осознанием себя в этом мире, а потом, наконец, осознанием мира в себе, пуф!, испарилась.

Во-первых, это освобождает. Я только учусь прикасаться к бессмысленности бытия без разрушающих последствий, но подобная практика развязывает руки, наделяя каждого из нас абсолютным правом на свободу интерпретации всего, что происходит в нашей жизни, и что, по большому счету, мы не контролируем.

Конечно, это не может претендовать на теорию всего, - налоги на автомашину платить всё равно надо, да и размышлять о таких вещах, сидя в автобусе с кофейным аппаратом под боком, который тебя везёт в другую страну, намного удобнее, чем валяться в канаве, будучи побитым камнями, но, возможно, нашей задачей как раз и является поиск баланса нашего внутреннего философского кентавра.

А потом невольно начинаешь задумываешься о миллионах людей, которые, не найдя смысл жизни в себе, начинают его искать в словах других. Особенно, когда речь идёт о вечной жизни и, если чуть ближе к нашему времени, отложенной старости. И ради этого готовы и в пустыню сорваться и барашка зарезать. И делать это с очень серьёзным лицом, словно только они правы. А кто не прав, ну, вы дальше в курсе...
​
В общем, будьте собой. С собой.
​

Сегодня честные полгода Кратера Памяти из отведённых ему двенадцати месяцев. С самого начала было понятно, что это место сплетёт кружева там, где я меньше всего этого ожидаю. Хочу пару историй рассказать оттуда, которые переехали.

Пару лет назад у меня был друг - мы не общались несколько лет. И тут я получил от него заявку в Кратер Памяти. У меня снова есть друг.

У меня есть друг. Мы договорились, что он придёт в Кратер Памяти, когда выздоровеет. Я ему прислал код. Восемь цифр. Он заходит, вводит их, слышит начало: "Привет. Раз ты здесь, значит ты выздоровел...,", а потом, после того, как проигрывается весь сценарий, это всё автоматически удаляется, оставаясь только в моей и его памяти. Он не пришёл. Он умер. И там в кратере очень долго лежало видео, на расстоянии восьми цифр от того, чтобы быть стёртым навсегда, и остаться только в моей памяти. Пару недель назад я закопал флешку с теми словами около цветов на её могиле. У меня есть друг. Пока я его помню.

У меня есть друг. Он подал вторую заявку, чтобы прийти ещё раз. Я ради него в лепёшку разобьюсь. И разденусь. И ещё раз в лепёшку разобьюсь. Я такой. Мне не стыдно. Ведь у меня есть друг.

У меня есть друг. Я ему записал сценарий. Он никогда не придёт в кратер памяти, потому что он не знает, что он мой друг.
​
Кратер памяти - это мета. Метамодернизм. Вопреки. Когда всё раскладывается на гештальты, манипуляции и фобии; когда за каждой мыслью нам видятся референции и заимствования; когда мы везде подозреваем коэффициенты вовлекаемости аудитории и продакт плейсмент, нам всем отчаянно требуется безопасное место - поддерживающее, искреннее и живое. Но оно возможно, только когда в него верят. Я верю.
​

Три недели назад доехал до Валмиеры, чтобы заказать себе новый паспорт. Ждал несколько часов в живой очереди, а перед самым уходом стал свидетелем того, как пожилая женщина пришла, чтобы услышать, что в живую очередь запись заканчивается в 9.30 утра, а дозвониться нельзя, даже если целый день на телефоне сидеть.
Сегодня забирал паспорт, и увидел опять эту женщину. Она пришла опять сразу после окончания записи в живую очередь, потому что автобус из её посёлка до Валмиеры приходит в 9.30. Вся очередь вздыхает и разводит руками. Родственников, которые могут за неё с утра пораньше встать в очередь нету. Мобильной аппликации, ясный пень, тоже нет. Зато есть костыль, на который она опирается И вообще, она уже третий раз сюда приезжает.. Короче, мрак.

А тут мой номерок на получение паспорта подходит. Беру её под руку, завожу под вздохи очереди в кабинет. Рассказываю про ситуацию. Ей оформляют запись на через пару недель. Я получаю паспорт. Выходим.
- Давайте я вас до вашего дома довезу, я в Ригу возвращаюсь, мне по пути.

Едем вместе. Говорим обо всём. Она начинает говорить о русских. Не очень хорошо. У меня внутри раздрай. С одной стороны сам ей в вину поставил, что она боится себя предъявить перед бюрократической машиной, а с другой вот сижу, и не могу найти в себе силы договориться ни с ней, ни с собой, кто я для себя и для неё. И важно ли это. Да и вообще, в последнее время часто отшучиваюсь, что я - русскоязычный латыш. Но в том-то и дело что отшучиваюсь..

В общем, сказал ей, что я русский. Она долго извинялась. Говорила, что я - хороший русский. Я убеждал её, что нет хороших и плохих русских, есть хорошие и плохие люди. А на лицо кризис идентичности. И куда он приведёт каждого отдельно взятого (sic) хорошего и плохого русского, я не знаю.

Доехали, попрощались по-латышски. А она добавила в конце по-русски: спасибо. Un palika labāk.

​В коллекцию прекрасных встреч разговор сегодня утром на латышском с мужчиной слегка за пятьдесят, который попросил скрутить сигарету.

- А я на работу решил сегодня не идти. Нужно время для себя. Особенно, когда чувствуешь, что депрессия подкатывает. Я это дело не люблю, но вчера купил выпить, выпил рюмку, и вот это тепло, которое по груди растекается, понимаешь, что это единственное, что могло помочь в такой ситуации - дышать по-другому начинаешь, плечи сами расправляются. Но тут главное остановиться - я не смог, поэтому и на работу не иду сегодня. На работе не поймут же - смеяться будут - типа, алкоголик. На море поеду. В идеале в Сочи, но кто же сейчас туда может?
​
Уточняю, почему именно Сочи, делаю ошибку в склонении города, запнувшись на окончании.

- А ты русский что ли? Да, у всех наций свои косяки. Вот, я, например, русских боюсь. Ну, не русских, а Россию.
- Я тоже Россию боюсь.
- Вот, поэтому и на море поеду сегодня. Подышать.

Я уже год хочу вам рассказать про книгу "Дом в котором..." Мариам Петросян. Но, вероятно, должно было произойти что-то особенное, чтобы это случилось. И вот оно произошло.

Позавчера, когда я уже занимался последними приготовлениями к перезапуску Кратера Памяти, у его дверей появились гости.
- О, смотри, у нас одинаковые красные кеды. Ты их купил из-за Курильщика?
- Что, прости?
- Я Ведун. Мне дали такую кличку, потому что я многое знаю. А ты... - заглядывает в мой гараж - А ты будешь Шайтан. Ты посмотри, что у тебя в гараже.

И тут я понимаю, о чём идёт речь. И тут я понимаю, что только что меня принял Дом в котором... И вот я уже могу рассказывать свои странные истории, а пока что я полуумно с гиканьем скачу вокруг своей машины, потому что вот так легко, благодаря одной книге, мы с пятнадцатилетним подростком оказались на одной волне, в одном доме... И у меня есть своя кличка.
​
Это волшебная книга, которая со своей мифологией легко встанет на один уровень с Гарри Поттером, предлагающая побег в чарующий, пугающий мир, который за неимением лучшего выпестовывается самыми лучшими рассказчиками - подростками.
В мои десять лет - это была Кондуит и Швамбрания, чуть позже я пропадал в мире созданном Фаулзом в книге Волхв, а теперь уже дважды за последний год я пробрался вместе с героями "Дома в котором..." вдоль стен коридора на втором этаже, выискивая послания, которые я должен был найти. Если у вас есть дети подростки, если у вас есть ваш внутренний подросток, то вам сюда - в "Дом в котором...". И может быть он вас примет.
​

Немножко (хе-хе) нарциссичного.
На выходных волшебная Jelena Pidjasa сделала из меня по-настоящему пожилого человека - я даже сгорбился побольше обычного. Мне это нужно было для съёмок к моему проекту, где этот образ - честные пять процентов предполагаемого эфирного времени, и поэтому я готов был к компромиссам, а Лена - нет . Настоящий грим с отлитыми формами, силиконовыми наполнителями и всё это за какие-то четыре часа. Можете себе представить, в каком состоянии я выходил из её мастерской.
Я был воодушевлён! Я был ослепительно стар! Через двадцать минут у меня уже была прекрасная шляпа, модный пиджак, шарф, небрежно повязанный вокруг шеи, и выходя из моей машины, я был уверен, что весь мир мой - стильные пожилые люди - сколько мы видели такого в кино!

В результате я прошёлся в центре города несколько кварталов, чтобы найти работающую кофейню, и за это время ни разу на меня никто не посмотрел. Ни-факин-разу. Ох, а я знаю, что я говорю. И я умею привлекать внимание, и я умею выдерживать оценивающие взгляды, - ведь их я и ищу всю свою жизнь.

Я бродил среди людей, которые пугающе смотрели сквозь меня, пытаясь хотя бы на секунду сделать так, чтобы они меня заметили. Жёлтый вейп под цвет моей шляпы, который я смачно посасывал, оперевшись о крыло своего ретрофутуристичного жука с, сука, кубинским флагом на крыше? По-жа-луй-ста. Модные ритмы давно забытых house of pain из открытых окон моей машины? С-у-до-воль-стви-ем! Всё тщетно. Я смотрел на пожилых людей, безразлично идущих мимо, на стайки молоденьких девчонок, которые скользили безучастным взглядом мимо меня, парней, которые разглядывали машину, но не её хозяина (хотя, надо признаться, тут ничего не поменялось), и в глубине моих не по возрасту ясных голубых глазах стороннему наблюдателю прочиталось бы отчаяние и такое запоздалое осознание того, что мир - это совсем не там, где я его искал всю свою жизнь.

Я знаю, что у каждого возраста есть свои прекрасные бонусы, что мы - кентавры, опирающиеся на собственное тело, и расцветающие в собственной голове. И я знал, что для меня постареть на тридцать лет будет пугающий эксперимент - лишить себя этой яркой оболочки, заточенной на то, чтобы восхищать людей. Подозреваю, что к своим семидесяти годам я действительно обрету этот покой в себе, где мне не надо будет искать чужое одобрение, чтобы дать себе право быть. Или искать тех, в глазах которых я хотел бы существовать. Но сейчас эта такая огромная часть меня - вплетённый в меня фонарь, на свет которого кто-то должен лететь, и светом которого я сам давно уже ослеплен.
​
И я вспоминаю изобретённый японский костюм, симулирующий старость, который надевают на человека, в котором он, будучи молодым внутри, всё ещё хочет, но уже не может - ноги замедляется, зрение подводит, а в ушах стоит непонятный шум - и человек добровольно замирает в коконе. И вспоминаю Дастина Хофмана, который после роли в фильме Тутси плакал в кадре, говоря о том, что он понял каково это быть женщиной, с которую никто не замечает, просто потому, что она не пышет молодостью.
Я всё это понимаю. Но поставьте мне лайк всё равно (;

Моя подпольная кличка: золотая антилопа. У меня из меня деньги сыпятся. Часть из них в бумажном виде в окно улетает, часть, будучи в бумажнике и, соответственно, вместе с бумажником забывается на прилавках магазинов. Но в основном, конечно, это монеты, выпадающие из карманов. Сел в гостях на диван, и уже можно пойти минералки купить. Под сиденьем в машине вообще на двойной чизбургер легко насобирать, но вспоминаю я об этом, только когда пылесошу салон после характерного звука втягиваемого метала. В общем, все смирились, кто-то обогатился. Но недавно, вот, утром в душе воду включил, голову намылил и услышал звук упавшей монеты. Один глаз открыл - два евро рядом с левой ступнёй. Замер. Обратил своё сознание внутрь себя. Ничего хорошего не визуализировал, но решил, что стоит принять себя таким, какой я есть.
​
Вопрос: нужно ли мне платить с этого налог? А если да, то как он называется? Или это всё-таки деньги из копилки?
Ps. Меня тут поправили, что в данном случае я всё же золотая антипопа
Pps. Это что-то связанное с криптовалютой, безусловно