Три недели назад доехал до Валмиеры, чтобы заказать себе новый паспорт. Ждал несколько часов в живой очереди, а перед самым уходом стал свидетелем того, как пожилая женщина пришла, чтобы услышать, что в живую очередь запись заканчивается в 9.30 утра, а дозвониться нельзя, даже если целый день на телефоне сидеть.
Сегодня забирал паспорт, и увидел опять эту женщину. Она пришла опять сразу после окончания записи в живую очередь, потому что автобус из её посёлка до Валмиеры приходит в 9.30. Вся очередь вздыхает и разводит руками. Родственников, которые могут за неё с утра пораньше встать в очередь нету. Мобильной аппликации, ясный пень, тоже нет. Зато есть костыль, на который она опирается И вообще, она уже третий раз сюда приезжает.. Короче, мрак.

А тут мой номерок на получение паспорта подходит. Беру её под руку, завожу под вздохи очереди в кабинет. Рассказываю про ситуацию. Ей оформляют запись на через пару недель. Я получаю паспорт. Выходим.
- Давайте я вас до вашего дома довезу, я в Ригу возвращаюсь, мне по пути.

Едем вместе. Говорим обо всём. Она начинает говорить о русских. Не очень хорошо. У меня внутри раздрай. С одной стороны сам ей в вину поставил, что она боится себя предъявить перед бюрократической машиной, а с другой вот сижу, и не могу найти в себе силы договориться ни с ней, ни с собой, кто я для себя и для неё. И важно ли это. Да и вообще, в последнее время часто отшучиваюсь, что я - русскоязычный латыш. Но в том-то и дело что отшучиваюсь..

В общем, сказал ей, что я русский. Она долго извинялась. Говорила, что я - хороший русский. Я убеждал её, что нет хороших и плохих русских, есть хорошие и плохие люди. А на лицо кризис идентичности. И куда он приведёт каждого отдельно взятого (sic) хорошего и плохого русского, я не знаю.

Доехали, попрощались по-латышски. А она добавила в конце по-русски: спасибо. Un palika labāk.

​В коллекцию прекрасных встреч разговор сегодня утром на латышском с мужчиной слегка за пятьдесят, который попросил скрутить сигарету.

- А я на работу решил сегодня не идти. Нужно время для себя. Особенно, когда чувствуешь, что депрессия подкатывает. Я это дело не люблю, но вчера купил выпить, выпил рюмку, и вот это тепло, которое по груди растекается, понимаешь, что это единственное, что могло помочь в такой ситуации - дышать по-другому начинаешь, плечи сами расправляются. Но тут главное остановиться - я не смог, поэтому и на работу не иду сегодня. На работе не поймут же - смеяться будут - типа, алкоголик. На море поеду. В идеале в Сочи, но кто же сейчас туда может?
​
Уточняю, почему именно Сочи, делаю ошибку в склонении города, запнувшись на окончании.

- А ты русский что ли? Да, у всех наций свои косяки. Вот, я, например, русских боюсь. Ну, не русских, а Россию.
- Я тоже Россию боюсь.
- Вот, поэтому и на море поеду сегодня. Подышать.

Я уже год хочу вам рассказать про книгу "Дом в котором..." Мариам Петросян. Но, вероятно, должно было произойти что-то особенное, чтобы это случилось. И вот оно произошло.

Позавчера, когда я уже занимался последними приготовлениями к перезапуску Кратера Памяти, у его дверей появились гости.
- О, смотри, у нас одинаковые красные кеды. Ты их купил из-за Курильщика?
- Что, прости?
- Я Ведун. Мне дали такую кличку, потому что я многое знаю. А ты... - заглядывает в мой гараж - А ты будешь Шайтан. Ты посмотри, что у тебя в гараже.

И тут я понимаю, о чём идёт речь. И тут я понимаю, что только что меня принял Дом в котором... И вот я уже могу рассказывать свои странные истории, а пока что я полуумно с гиканьем скачу вокруг своей машины, потому что вот так легко, благодаря одной книге, мы с пятнадцатилетним подростком оказались на одной волне, в одном доме... И у меня есть своя кличка.
​
Это волшебная книга, которая со своей мифологией легко встанет на один уровень с Гарри Поттером, предлагающая побег в чарующий, пугающий мир, который за неимением лучшего выпестовывается самыми лучшими рассказчиками - подростками.
В мои десять лет - это была Кондуит и Швамбрания, чуть позже я пропадал в мире созданном Фаулзом в книге Волхв, а теперь уже дважды за последний год я пробрался вместе с героями "Дома в котором..." вдоль стен коридора на втором этаже, выискивая послания, которые я должен был найти. Если у вас есть дети подростки, если у вас есть ваш внутренний подросток, то вам сюда - в "Дом в котором...". И может быть он вас примет.
​

Немножко (хе-хе) нарциссичного.
На выходных волшебная Jelena Pidjasa сделала из меня по-настоящему пожилого человека - я даже сгорбился побольше обычного. Мне это нужно было для съёмок к моему проекту, где этот образ - честные пять процентов предполагаемого эфирного времени, и поэтому я готов был к компромиссам, а Лена - нет . Настоящий грим с отлитыми формами, силиконовыми наполнителями и всё это за какие-то четыре часа. Можете себе представить, в каком состоянии я выходил из её мастерской.
Я был воодушевлён! Я был ослепительно стар! Через двадцать минут у меня уже была прекрасная шляпа, модный пиджак, шарф, небрежно повязанный вокруг шеи, и выходя из моей машины, я был уверен, что весь мир мой - стильные пожилые люди - сколько мы видели такого в кино!

В результате я прошёлся в центре города несколько кварталов, чтобы найти работающую кофейню, и за это время ни разу на меня никто не посмотрел. Ни-факин-разу. Ох, а я знаю, что я говорю. И я умею привлекать внимание, и я умею выдерживать оценивающие взгляды, - ведь их я и ищу всю свою жизнь.

Я бродил среди людей, которые пугающе смотрели сквозь меня, пытаясь хотя бы на секунду сделать так, чтобы они меня заметили. Жёлтый вейп под цвет моей шляпы, который я смачно посасывал, оперевшись о крыло своего ретрофутуристичного жука с, сука, кубинским флагом на крыше? По-жа-луй-ста. Модные ритмы давно забытых house of pain из открытых окон моей машины? С-у-до-воль-стви-ем! Всё тщетно. Я смотрел на пожилых людей, безразлично идущих мимо, на стайки молоденьких девчонок, которые скользили безучастным взглядом мимо меня, парней, которые разглядывали машину, но не её хозяина (хотя, надо признаться, тут ничего не поменялось), и в глубине моих не по возрасту ясных голубых глазах стороннему наблюдателю прочиталось бы отчаяние и такое запоздалое осознание того, что мир - это совсем не там, где я его искал всю свою жизнь.

Я знаю, что у каждого возраста есть свои прекрасные бонусы, что мы - кентавры, опирающиеся на собственное тело, и расцветающие в собственной голове. И я знал, что для меня постареть на тридцать лет будет пугающий эксперимент - лишить себя этой яркой оболочки, заточенной на то, чтобы восхищать людей. Подозреваю, что к своим семидесяти годам я действительно обрету этот покой в себе, где мне не надо будет искать чужое одобрение, чтобы дать себе право быть. Или искать тех, в глазах которых я хотел бы существовать. Но сейчас эта такая огромная часть меня - вплетённый в меня фонарь, на свет которого кто-то должен лететь, и светом которого я сам давно уже ослеплен.
​
И я вспоминаю изобретённый японский костюм, симулирующий старость, который надевают на человека, в котором он, будучи молодым внутри, всё ещё хочет, но уже не может - ноги замедляется, зрение подводит, а в ушах стоит непонятный шум - и человек добровольно замирает в коконе. И вспоминаю Дастина Хофмана, который после роли в фильме Тутси плакал в кадре, говоря о том, что он понял каково это быть женщиной, с которую никто не замечает, просто потому, что она не пышет молодостью.
Я всё это понимаю. Но поставьте мне лайк всё равно (;

Моя подпольная кличка: золотая антилопа. У меня из меня деньги сыпятся. Часть из них в бумажном виде в окно улетает, часть, будучи в бумажнике и, соответственно, вместе с бумажником забывается на прилавках магазинов. Но в основном, конечно, это монеты, выпадающие из карманов. Сел в гостях на диван, и уже можно пойти минералки купить. Под сиденьем в машине вообще на двойной чизбургер легко насобирать, но вспоминаю я об этом, только когда пылесошу салон после характерного звука втягиваемого метала. В общем, все смирились, кто-то обогатился. Но недавно, вот, утром в душе воду включил, голову намылил и услышал звук упавшей монеты. Один глаз открыл - два евро рядом с левой ступнёй. Замер. Обратил своё сознание внутрь себя. Ничего хорошего не визуализировал, но решил, что стоит принять себя таким, какой я есть.
​
Вопрос: нужно ли мне платить с этого налог? А если да, то как он называется? Или это всё-таки деньги из копилки?
Ps. Меня тут поправили, что в данном случае я всё же золотая антипопа
Pps. Это что-то связанное с криптовалютой, безусловно

Помню, как лет семь назад меня накрыло Уэльбеком. Мне только исполнилось тридцать, я чувствовал себя старым, но что я понимал.. Его романы обдавали холодом неизбежного одиночества, но одновременно выступали анестезией, - тогда казалось, что мои переломанные рёбра никогда не позволят мне дышать полной грудью. Его герои каменели на моих глазах, сворачиваясь в ископаемые улитки - машины, квартиры, картины сначала оттеняли, потом закрывали, а потом и подменяли собой весь мир. И все переставали дышать. Мёртвые живые манили своим смирением и примирением с окружающими, но не с собою. С собою нельзя примириться. Ты никогда не будешь достаточно хорош.

С тех пор прошло миллион лет. Рёбер хватило ещё на несколько переломов, появились и машины, и квартиры и даже картины (в которых, слава богу, жизни больше, чем я мог бы мечтать), но вот уже каждый поход к парикмахеру вызывает сакраментальный вопрос: "может пора уже налысо?", а имя звонящего на экране телефона - это список перед глазами того хорошего и плохого, что вас связывает с этим человеком, и отличный повод не брать трубку. Я все чаще оглядываюсь в поисках своей раковины, находя успокоение в её суррогатах - и, опять же слава богу, речь идёт в том числе и о книгах.

Сейчас будет третья книга Анны Гавальды, которую я буду читать. И да, как же я буду плакать. И эти слёзы будут вымывать кальций и все полезные минералы, из которых так ловко за последнее время начал собираться мой новый кокон.
​
Нет, она не единственная, и не первая, но, вероятно, чтобы я вспомнил Уэльбека, нужно тоже было родиться во Франции, и на своих страницах тоже всё время уезжать на маленьких французских машинах прочь из большого города. Только в её книгах эти поездки всегда имеют смысл. Даже если за всем этим стоит смерть. И все мёртвые в её книгах живые. И там тоже все недостаточно хороши, но почему-то через какое-то время, шмыгая носом, хочется вздохнуть полной грудью, чтобы вспомнить сколько у меня осталось рёбер. И побриться налысо.
​

​Стою сбоку от входа в здание, допиваю кофе. Из дверей выходит мой знакомый, с кем я должен встретиться, не замечает меня, оборачивается на чей-то голос из помещения и отвечает: "Сейчас этот мудак должен подъехать".
Стою грустненький.
А он такой продолжает: "И Эвин ещё будет!"
Стою весёленький.
А ведь когда-то я точно знал, что я не мудак. А теперь, вот, приходится переспрашивать на всякий случай.

За последние десять лет меня приглашали пару раз в школы рассказать двенадцатиклассникам про то, есть ли жизнь после выпускного. Конечно же, с моей стороны это была полная профанация - с таким же успехом я мог рассказать, как я пришёл в казино, поставил всё на двадцать восемь красное, а потом узнал, что двадцать восемь - это чёрное, но к тому времени я уже даже что-то выиграл, пусть и в три раза меньше обещанного, хотя какая разница, потому что деньги так или иначе пришлось раздать.

Минимум планирования, максимум импровизации и вовлечённости во всё, что может показаться интересным, но при этом не так фанатично, иначе о душе не будет времени думать. Точнее о себе. Точнее, это я всё сейчас выдумал. Вы точно хотите, чтобы один запутавшийся человек рассказывал про выбор профессии тем, кто всё равно рано или поздно сам запутается?

Но зато теперь у меня есть охуенная история, которую я буду рассказывать всем двенадцатиклассникам, которые готовы меня послушать (вся надежда на внуков). Послушайте и вы.

После окончания школы мы все ломанулись сдавать экзамен в Стокгольмскую школу экономики, и, так как мне к тому времени магическим образом удалось пройти первый тур, я добирал остальные варианты со свойственной мне ленцой и по остаточному принципу - так, в одно прекрасное раннее утро, я оказался абсолютно один перед огромным табло с факультетами Латвийского Университета. Я очень долго водил погрызенной ручкой по спискам, пытаясь услышать в себе резонирующие с названием программ мотивы. И, конечно же, ни-че-го не услышал.

Мою медитативную практику прервал какой-то парень, стремительно спустившийся в полуподвальное помещение, где размещался стенды с информацией для поступающих. Патлатый, бородатый, в чёрном худи и с татуировкой на тыльной стороне ладони - для меня восемнадцатилетнего это было столкновение с чужой цивилизацией. Я смотрел на него с восхищением и страхом. Он повернулся ко мне и по-латышски попросил у меня шариковую ручку. Я молча ему её дал, а потом наблюдал за сценкой, которую пересказывал всем своим друзьям следующие несколько лет.

Парень, поблагодарив, взял мою ручку и очень артистично, на публику, состоявшую из одного человека, начал с закрытыми глазами водить всё тем же погрызенным колпачком по списку факультетов. Потом остановился. "Оп, геология",- сказал он, открыв глаза, записал это в бланк подачи заявления на поступление, вернул мне ручку и был таков.

Прекрасно. Прошло 18 лет. Я так и не поучился в шведском, бросил бухгалтерию , закончил общественные отношения, и работаю в ИТ. Те тридцать минут неопределённости в здании Латвийского Университета привратились в эпизод. Сакральное жертвоприношение. А парень со встроенным генератором случайных решений лишь оттенял бессмысленность произошедшего, одновременно протягивая ниточку между дионисийским и аполлонистическим началом в моём воображаемом сверхчеловеке.

Сегодня стою в пробке. Спереди грузовик, сзади автобус. Справа машина с опущенным водительским стеклом. Поворачиваюсь. Мужчина моих лет. Борода, тёмный худи. Курит. Ставит руку с сигаретой на край двери. На руке та самая татуировка. ТА САМАЯ татуировка. Я едва успеваю это переварить, как его ряд трогается с места, позволяя его машине обогнать мою на полтора корпуса. Прищуриваюсь, пытаясь прочитать надпись на заднем бампере. Оп, услуги геодезии.
​
Сижу, жую колпачок от ручки. Ставлю на двадцать восемь красное. Жду, когда меня позовут рассказывать двенадцатиклассникам про то, есть ли жизнь после выпускного.