Два года терапии моего внутреннего нарцисса. Можно поговорить.

Можно, но не нужно, говорю я себе. Моя история лишь очередная из миллиона, без внятных выводов. Личная и не причесанная. Такая чуждая для любого человека, кроме меня. Хотя, стоп.

Я понял, как я существую. Понял, откуда растут пиздецы, откуда накатывает бессилие, и как работают мои щупальца. Хотя, стоп.

На самом деле, я понял, что мои радужные слёзы, моё публичное бессилие и мои вьющиеся щупальцы - это то, как я получаю единственное, что мне нужно в этом мире, и чего я никогда не получу в той мере, в которой мне это нужно. Хотя, стоп.

На самом деле, я понял, что два года я ходил к человеку, который терпел мои капризы, катания по полу, своеобразное чувство юмора и бесконечную драму, к единственному человеку, с кем я договорился, что я, не боясь осуждения, могу быть собой. Хотя, стоп.

Если вы дочитали до сюда, и я вас ещё не выбесил, то вы могли бы быть моим психотерапевтом или близким другом. Или женой. Или мужем. Только, если честно не выбесил. Честно-честно. Ты меня любишь? Все ещё? А у меня уже есть друг. И муж с женой есть. Но мне нужно ещё. Только честно не выбесил. Может, ты хочешь стать моим папой? Хотя, стоп.

Я жду, когда я устану. Жду, когда все станут зевать мне в лицо, когда я больше не смогу торговать своей смазливой физиономией. И в этот день я приду домой, сниму все свои позолоченные доспехи, и не почувствую ничего. А пока что я горю синим огнём, которое нужно как-то кормить. И мне очень жаль, но мне надо идти искать пищу для моего огня. Даже если я честно-честно тебя не выбесил. Но ты всё равно скажи мне это, потому что быть может я тогда никуда не пойду, а останусь с тобой, но на чуть-чуть. Хотя стоп.

​Историю, которую надо знать, общаясь с некоторыми мужчинами.

На одной анонимной имиджборде обсуждались порнозвёзды, которые работают в эскорте. Фоточки сменялись видосиками; то тут, то там мелькали ссылки на сайты эскорта. Привычное течение вечера прервал проникновенный текст очередного анонима, в котором он практически капслоком умолял сказать, где можно найти некую... мм.. Лизу Х, на которую он накопил пять тысяч долларов, и которые он готов заплатить за один час встречи со своей богиней.

Ответ на этот комментарий был лаконичным,— чувствовалось, что человек, написавший его, пожил, прожил, знаком с человеческими слабостями, и принимает их так же, как принимает себя. В общем, это были слова не мальчика, но мужа, претендующие на единственный ценный совет, который я мог бы получить от, например, моего отца.

"Мой друг, я знаю, что эта женщина более чем достойна твоего внимания и твоих пяти тысяч долларов. Но послушай совет опытного человека. Открой твоё самое любимое видео с этой женщиной, подрочи, а потом подумай ещё раз, на что ты хочешь потратить свои накопления". 

Ответ был ещё более лаконичным и точно без капслока— благо, прошло минут двадцать: "Спасибо. Помогло".

В магазине выложили стратегические запасы туалетной бумаги - упаковка XXL для самых отчаявшихся. На лицах стоящих вокруг смятение: взять прилюдно 48 рулонов - это признать, что ты поддался панике. Тексты про заменитель медицинских масок не катят - на соседнем стелаже молчаливым укором лежат рулоны бумажных полотенец. Раз-два-три, жопу подотри.

Люди, пережившие дефицит молча забирают последние упаковки. Они знают, что это не про вирус, это про людей. Они помнят. Мы стоим, взявшись за руки - тепло человеческого прикосновения точно так же стремительно взлетело в цене, но так как об этом не говорят в новостях, мы узнаем об этом последними. Как обычно.

Мозг разрывается части - надо спасать человечество, уединившись в собственной квартире; надо спасать экономику, вливая свои скудные накопление в движение товаров; надо позвонить бабушке и договориться, чтобы ребёнок пожил у неё, а ей самой нельзя выходить из дома; надо перевести офис на удалённую работу; надо мыть руки и не надо трогать глаза. Синаптические связи рвуться, образовавшуюся пустоту заполняет прокрастинация, руки сами тянуться к туалетной бумаге - я-мы мистер Туми из Лангольеров.

Планета начинает скрипеть заржавевшими шестерёнками - экотеррористы прицениваются к новым возможностям, а перед Белым Домом выстраивается очередь из молодых людей левого толка. "Обними президента!". Уже через пару часов такая же очередь возникает и у Кремля. Мир разочаровался в геронтофилии. Безработная испанская молодёжь затаила дыхание. 

Я стою в очереди на кассу, стыдливо сжимая помятую упаковку с гречкой. За мной в очереди стоят три подростка, у которых в руках бутылка кока-колы и пара бананов. Они смеются о чём-то своём во весь голос. Я чувствую себя бесконечно старым и уязвимым, понимая, что позволил залезть в свою голову тем, кем я никогда не хотел стать. Отхожу в сторону от очереди, медленно пытаюсь достать языком до кончика своего носа. Смеюсь.