​Есть такая классная штука: теория квантового самоубийства. Идея такая, что если ты возьмёшь в руки револьвер и сыграешь в русскую рулетку, то даже если ты выберешь ту самую одну из шести, то твоё сознание перескочит из вселенной, где твои друзья отмывают стены от тебя же, в ту, где прозвучал пустой щелчок, и ты продолжаешь жить. Ķipa, пересел с поезда на поезд.

Но, как бы, ты можешь и не пересесть. Тут не всё от твоей доброй воли зависит, поэтому в этом месте осторожнее. Но что на самом деле прикольно, что, по идее, любой наш выбор или поступок можно рассматривать в качестве перехода между параллельными вселенными. То есть вместо унылого multiple choice во втором задании вступительного экзамена на курсы электрика, ты совершаешь переходы между вселенными – каждое твоё решение это не говно на палочке - это квантумлип.

По факту, конечно, это нечего не меняет, но сравните: а) повернуть направо б) взять на себя ответственность, совершив переход на альтернативную ветвь реальности, где ты повернул направо.
​
И так до посинения. Был Эвин, стал транссерфер реальности - что делать, если твой парень наркоман. Геймификация реальности тоже годится (от слова гей, конечно же).
Вывод один - расслабься и получай удовольствие. Мир создан не для того, чтобы ты страдал, а для того, чтобы занялся trainspoting-ом, trainhoping-ом, и ещё парой-тройкой техник, которые сделают выбор твоего партнёра такой же сознательной штукой, как и покупка булочки. Я хочу, и баста.

​Приснился простой сценический перформанс. Задумался, было ли такое реализовано. Вспомнил, как в детстве муравья переносил на палочке на другую сторону лужи, и сажал на листик-корабль. 

Большой прозрачный куб из стеклопластика, вращающийся вокруг своей горизонтальной оси. Внутри подобие быта - мебель, подушки, книги. Там же находится человек - читает, спит, ест. К кубу приделана большая ручка, которая позволяет этот куб вращать, переворачивая вверх дном всё, что было. Ну, или кнопка, приводящая в движение элнктромотор.

Нажал кнопку, куб перевернулся вверх ногами. Банковский кризис 2008 года. Мебель, надёжно закрепленная к стенам, на месте, а все содержимое разбросано по кубу вместе с человеком. Он знал, что так будет, его предупреждали. И, что снова будет, он знает. Будет складывать всё обратно по полочкам? Открутит мебель, чтобы переставить её с потолка на пол? Или будет тратить свои силы, чтобы через стекло донести до посетителей, что кнопку трогать нельзя?

А давайте ещё сделаем так, что никто не знает, что это за кнопка. Она где-то в лабиринте, в окружающей подсвеченный куб пустоте, на ней написано: "сделать интересно" или "молоко". Человек нажимает, случайно наткнувшись на неё, и слышит где-то вдалеке грохот и крик. Через десять минут блужданий он выходит к кубу и наблюдает, как кто-то ещё, не зная последствий, нажимает ту самую кнопку. И опять грохот - развод, смерть, ковид-19, алкоголизм, банкротство. 

Человек прожил в кубе 10 лет. В один день он становится на стул и просовывает голову в петлю. Табуретка вылетает из под ног. Единственный способ не дать ему умереть - это нажать эту кнопку. Но некого вокруг нет, потому что прошло 10 лет, и всем уже не интересно.

Я надеюсь, что тот листик с муравьём, который я отправил по луже навстречу его большой семье, пристал к берегу. Никаких больше кнопок.

У каждого из нас был такой корабль. С огромными белоснежными парусами и гигантской библиотекой в трюме. Ночи напролёт можно было смотреть в потолок своей капитанской каюты, прислушиваясь к скрипу палубы, на которой по очереди вышагивали охраняющие наш покой сначала выдуманные нами идеальные родители, а потом уже собственные големы — грандиозный я, будущий космонавт, потом юрист, а потом и принц для девочки из соседнего подъезда.

А что происходит с кораблём, который называется "Детство"? Он тонет или с него выталкивают за борт? Может он тает, как мармеладка рядом с кружкой горячего чая? Или взрывается вместе со звуком последнего звонка? I cried, you cried, the youth died. Тест на беременность ещё очень кинематографичен.

Мой корабль разрушился, когда мне было пятнадцать или шестнадцать. Включённое радио на полную громкость, и мой мир, такой логичный и простой, впервые столкнувшийся со сложным и чужим. Звук царапающего зеркало метала - все книги посыпались с полок, все паруса унесло ветром. Я оказался в чёрной холодной воде. Схватился за первое, что мне попалось под руку - все так делают, кто плавать не умеет - держаться изо всех сил. Некоторые потом даже пишут, что таков был план. А потом плывут по течению.

​Всю ночь бежал вдоль стены. Казалось, что она была бесконечна - точнее, так говорили люди, мимо которых я бежал во сне. Бежал по воде, по лесу, по улицам городов. Бежал вопреки и во имя, словно надо было. Точно помню, что устал. Остановился, тяжело дыша, и.. воспарил над своим телом, словно пытаясь осознать длину стены - заглянуть за горизонт. И улетел высоко сначала в небо, а потом уже и в космос, не спуская глаз с бесконечной стены. Проснулся.

Проснулся с идеей о квантовости нашего мышления и мыслимого нами. Ведь получается, что моё сознание, экстраполируя накопленное во время бега знание, и полагая, что стена бесконечна, создаёт некую условность, в которой оно может существовать, пока кто-то не захочет, чтобы эта структура сколапсировала. И эта условность влияет на моё мышление, на ход моих мыслей и мотивацией. Одновременно эта условность мыслима мною, а значит и зависит от моего мышления. Следовательно, и изменение состояния либо моего сознания, как результат собственного усилия или изменения мотивации, либо думаемого моим сознанием, за счёт накопленных мной знаний и, например, методов экстраполирования, может привести к изменению второго и наоборот. При этом попытка измерить сознание и им думаемое, очевидно, приведёт к коллапсу все системы.

Я бегу вперёд, чтобы проверить свою собственную догадку, что стена бесконечна. Или, чтобы доказать, что она не бесконечно. Или бегу, потому что не знаю, что она бесконечна. Попытка подвергнуть критическом анализу свой поступок и его причины, измерить собственную веру в мною же думанное, внесёт в систему такие внешние факторы как, например, common sense, и система, которую я не побоюсь назвать автономной, аутичной, медитативной перестанет таковой быть. Схлопнется. 

Эта красивая аналогия даёт мне силы заявить, что квантовость думаемого нами и нас самих настолько потенциальна, что мы способны изменять себя тем, о чём мы думаем; изменять то, что мы думаем собою; высвобождать из колапсирующей осознаваемой системы энергию, достаточно для того, чтобы у нас начинали двигаться руки и ноги, чтобы мы добежали до конца бесконечного забора, или чтобы начали двигаться люди вокруг.

Эта мысль, пойманная на границе сна и семи утра этой мартовской субботы, может быть бесконечно пошлой и притянутой за уши, но выбирая между таким сном и сном, который я видел пару дней назад, где я засовывал в бензобак своей горящей машины ровно (!) полтора килограмма черешни, я выбираю сны про заборы.

​Погиб Фёдор. Парень, которым я восхищался в социальных сетях, который жил на грани фола, проверяя себя каждый день на наличие яиц. Большой, громкий мужчина, быстро полысевший, но это же потому что тестостерон, рядом с которым хотелось сжаться и исчезнуть. А исчез он. Проиграл своей собственной чёрной коробке на плечах, которая начала подкидывать шальные сценарии. Такие, что даже пришлось с ножом бросаться на людей. В психиатрической клинике это назвали параноей и назначили трёхнедельный курс. А потом, наверное, было всё хорошо - Фёдор прислушивался к себе и, вероятно, посматривал на выписанные таблетки. А потом сдался и исчез.

Никогда не был по ту сторону. Мне так кажется. Я сижу перед монитором и набираю этот текст. Если я сниму очки, то буквы начнут сливаться в красивое мирцающее марево, после которого и тени на стенах начнут подрагивать в такт. Моему пульсу или шестидесятигерцовому монитору. Где-то за окном закричит ещё один проигравший. Или выигравший. Или кошка. Мяу. Мне хочется знать, что у всех так же. Что все втихаря контролируемо сходят с ума, рисуя в своей голове красивые и понятные только себе цветные круги.

Или, вот, Игорь, который живёт в Лондоне, при встрече со мной попросил назвать мой рижский айпи адрес, с которого я выхожу в сеть. Я рассмеялся, думая что это шутка, а потом встретился с ним взглядом и решил, что лучше будет честно сказать, что я его знать не знаю. Игорь на бумажке написал мне 12 цифр и, смотря мне в глаза, сказал: "я знаю, вы заодно". Помню, что с жаром бросился доказывать, что он вот вообще не прав, но сдался после аргумента, что переставленные буквы моей фамилии - это его часть его почтового индекса в Лондоне.

А ещё была одна женщина, которая слушала по ночам радио, чтобы услышать голос своего друга, который погиб за год до этого. Я прятал кабель питания от магнитофона, кричал, плакал, держал руками дверь, чтобы она не могла зайти в комнату, где стояло радио, и очень-очень злился на то, что у наших двух миров такая разная физика, что мы даже не слышим друг-друга. В моей голове никак не могло уложиться, что моей реальности, которая претендовала на универсальность, можно противопоставить другую, где у каждой вещи есть другое предназначение, у сундуков второе дно, а за углом и вправду меня ждёт маньяк. И эта реальность была такой же действенной, как и моя. Такой же настоящей и не терпящей конкуренции.

Мне, наверняка, повезло. Я свою фантазию облекаю то в шёлк, то в слова - не самые агрессивные формы взаимодействия с миром. Но грань тонка, да и у каждого она слишком своя, чтобы всегда рассчитывать на то, чтобы быть понятым и принятым. Даже самим собой. Пару месяцев назад мне предложили проконсультироваться с психиатром. Даже сейчас, печатая этот текст, я понимаю, как страшно это звучит, хотя умом фиксирую, что это не диагноз, и даже не прилюдия к нему - это всего лишь возможность проконсультироваться со специалистом, который работает с человеческой психикой, имеет представление о биохимии мозга, и обладает огромным опытом работы с людьми в самых разных ситуациях. Но.

Что я могу противопоставить этой стигме, которая выросла на чужих слезах и таблетках? Наверное, только огромный запас сил для человеческого тепла. Ум давно проиграл, сил не всегда хватает, точно так же как и слов. Лет пять назад я забирал знакомую из психиатрической клиники. Мы выкурили по сигарете и она сказала: "Диня, очень хочется целоваться. Отдолжи свои пару минут". Я посмотрел ей в глаза, слегка (и, скорее всего, глупо) улыбаясь, а в голове в это время пульсировало: "это нельзя делать из жалости", "ты всё сделаешь лишь сложнее", "нельзя пользоваться уязвимым положением человека" и ещё миллион пиздецов, которые появляются, когда весь мир смотрит на тебя, хотя это всего лишь пара минут и дело двоих. Я закрыл глаза и представил, как вырастают миллион цветных кругов...