Сложное время. Подвешенное состояние, в котором совсем не хочется находится, но, возможно, впервые объективно нет возможности двинуться вперёд. Надо найти силы побыть ещё в этом вакууме, чтобы потом что-то случилось. И я впервые в жизни не знаю, что же должно случиться, от слова совсем.

Внутри всё сломано-переломано, а внешне ничего не изменилось. Те же обязательства и вызовы, которыми к тридцати пяти успевает обрасти мужчина, и невозможность принадлежать себе. Очевидно, что по мне плачет отпуск, и не ходите к психотерапевту в ноябре.

На самом деле, ходите. Я пришёл три месяца назад с чувством, что я сейчас расскажу про свой богатый внутренний мир, свои вызовы, я понравлюсь, и мне скажут, что я выжал из своей ситуации всё, что мог, а поэтому ты молодец. Просто иногда пей ром на берегу моря, и всё будет нормально. Моё зеркало приняло удар смиренно. В первый вечер мне был задан один вопрос - ну, и как вам нравится то, что с вами происходит?

С тех пор я очень-очень медленно раздеваюсь перед зеркалом. Или оно меня. Правильно заданный вопрос - и я понимаю, что ещё одна маска должна быть снята. Ещё одна защита от меня самого выдаёт себя в своём новом парадоксальном значении, а значит не имеет права на дальнейшее существование, потому что я не хочу парадоксов. Я устал бродить в своём лабиринте эмоций, разрушаясь и разрушая, наворачивая килобайты текста в иллюзии, что подобная психотерапевтическая отстранённость, позиция наблюдателя, даёт мне возможность для осмысленного существования.

А значит здесь мне надо по-своему умереть. То, что в своё время называл тишиной взрослых через четыре года должно стать моим инструментом, чтобы добраться до самой главной штуки, которая есть у меня, наконец-то её принять и полюбить, до себя. 

А я, оказывается, спрятался. За фейсбук, за буквы, за ложной памятью, за американской мечтой вырасти во взрослого человека, за других людей и за всё то, что я делаю, чтобы понравится, чтобы мне кто-то, наконец, сказал: Денис, ты хороший. Ох, а ради этих слов можно и соврать, а потом и предать.

Нет смысла описывать банальный до скрежета зубов сюжет со всеми стадиями от отрицания до принятия, который будет равноудалён как от того, кто ни разу не ходил к психотерапевту, так и того, кто считает его кабинет продолжением своего я, но, чёрт подери, проворачивать сверло, проходящее через собственные мозг, сердце и живот, с со смешанным чувством  благодарности, необходимости, отчаяния и боли - это

А потом тишина. Мы все заслужили честной, благородной, питающей силой тишины наедине с самим собой. 

Если бы в начале было слово, и слово это было бы "Бог", то тогда я обвинил бы его. Но бога нет, и обманул меня кто-то другой, подложив мне тридцать с копейками лет назад слово как универсальный инструмент денотации этого мира. Вместе с той самой последней буквой алфавита - "Я". А вместе со словом появилась дискретность: пространство разделилось пунктирами, а время секундными стрелками - мы стали двигаться урывками, спотыкаясь о собственные конструкты, постоянно оглядываясь на это самое "Я". А нужно было всего лишь поплыть.

Слово - это механическая шестерёнка, которая заставляет поезда ходить, а нас объединяться под знамёнами цивилизаций, обобщаясь до строчки в статистическом отчёте. Цифровой наждачный лист со своими 101010 взамен аналоговых перекатов человеческой души. Схематическое упрощение, перевод реальности на другие рельсы, которые много проще со своими универсальными алгоритмами, да ещё и с опцией поиграть в бога. И придумать ещё одно слово.

Поэтому, наверное, построить дом намного проще, чем жить в нём. Жак Фреско в своей знаменитой лекции говорит, что самолёт создают, вооружившись исключительно языком инженеров - строго регламентированным инструментом для постройки самолёта. Наш же язык - это язык конфликтов и войн - мы не умеем задавать вопросы, мы не договариваемся о понятиях и системах координат. Ведь вести разговор языком юридических выписок - это не про жизнь, да? Слово - это компромисс. Full HD на том месте, где происходит ваша жизнь. Да, иногда это возможность сархивировать всю реальность до одного протяжного "бляяяя..". 

Но тут у слова появляется ещё одна проблема. Точнее две. Это ты и я.

Чем книга лучше фильма? В девяти случаях из десяти вам ответят про возможность самостоятельно дорисовать описываемую в книге реальность. Больше возможности для интерпретации, место для манёвра, площадка безопасности для себя одного. Автор произведения заканчивается там, где начинается читатель. Так почему же мне надо отделять магию книжных слов от того, что говорит мне в лицо мой собеседник? В диалоге его слово становится моим, а его смысл превращается в кубик на моей территории, где все события выдуманы, а персонажи, если и имеют сходство с реальными людьми, то лишь по воле случая. И бам! Я опять споткнулся.

Но что это? Я же споткнулся не о тебя и твои смыслы, но лишь о свои коробочки с историями, о свои проекции из прошлого и, самое главное, о свои собственные интерпретации твоего слова. Обо всё то, что как раз и набирает меня до той самой последней буквы в русском алфавите. Самое большое слово, самый большой фак макрокосмосу, самый большой фак тебе - это я сам. Сам Я.

Уставшие от слов и отчаянно нуждающиеся в них, постоянно одёргивающие себя в вечном эготрипе, служащим тонкой границей с безвременьем космоса, которого мы так боимся, но по которому так тоскуем, мы по старой схеме реализуемся на пике этого противоречия, балансируя, но с таким огромным удовольствием готовые свалиться в одну из сторон. И мы будем тут. И не перестанем пытаться сказать то, что сказать невозможно.

В моём ящике для инструментов есть слово. И я знаю, что если его убрать, то исчезнем и мы, превратившись в звёздное небо. То самое, которое скрыто под позолотой эго каждого из нас. И поэтому в моём ящике для таких моментов есть тишина. Даже если её хватает только лишь на 500 дней лета.

Мне нужен флаг моей собственной страны. Тот кусок ткани, которым накроют моё тело, когда я умру. Символ тех мыслей, энергий, которые разъедают меня изнутри.

​Это не будет флаг никакого существующего государства. Отождествлять себя с некоторой культурой (тем более ограниченной в пространстве), чтобы заполнить свою пустоту внутри, я не согласен. Культур много, а моя пустота - одна. Это же относится и к идеям бога - если уж есть какая-то общность, принадлежность к которой я бы отметил, то у неё точно нет разветлённой структуры представительств на Земле, потому что все состоят в этой группе, и представлять нас не перед кем, потому что все... ну, вы поняли.

На это флаге не будет близких мне людей - ради них нет смысла умирать. Иногда, наоборот, ради них стоит чуть дольше пожить. И на нём не будет слов. Слова интерпретируются, их произносят с неправильными ударениями и ими кидаются. И поэтому же там не будет символов.

​Там будут цвета, которые тоже несут смысловую нагрузку, но начать, пожалуй, стоит с формы. Мой флаг будет ловить ветер. Он будет развиваться на ветру, каждое мгновение заявляя о своём существовании. Но когда я умру, он продолжит развиваться, хотя я уже перестану. Поэтому этот флаг будет нарисован на моём теле. И он на нём же будет развиваться. И моё живое тело будет отличной основой для такого знамени - шрамы, родинки, ассиметрия, капельки пота и блёстки последних объятий. И когда я нарисую его, я буду танцевать. Я буду жить так, чтобы единственное, под чем я хотел бы заснуть, это флаг моей республики.

​Там точно будет черный - это та чернота, которая нас пугает. Которую мы освещаем огнями городов, заполняем звуком музыки и отодвигаем на задний план нашими новогодними резолюциями. Это тот чёрный, на который можно упасть, раскинув руки, теряя нити контроля.

Там будет красный. Живой, тёплый, струящийся по телу вниз. Переносящий силы от ладоней к ступням, от головы к животу и обратно.

И там будет белый крест. Точнее, там будет белая полоса, которую, возможно, пересечёт полоса другого человека, и тогда получится крест. Но будет честно, если не получится. Потому что я не знаю, что мне нарисует тот Другой. И какого это будет цвета.

​Но самое главное, что я больше не буду этот флаг прятать. Ведь это всё, что у меня есть, на самом деле.

Весь декабрь я пытался сыграть с щемящим чувством тоски в игру, где я пишу об этой тоске, становясь на позицию наблюдателя, возносясь над проблемой в автотерапевтическом угаре, а бонусом мне ещё прилетает ещё пара лайков на фейсбуке, без которых, что уж тут, моя жизнь совсем другая, и не очень мне нравится.

Игра не задавалась. Тексты сквозили таким отчаянием и лузерством, и ещё до того, как я успевал их стереть, мне довешивались кирпичи к тазику, с которым я бодро погружался на дно декабрь-январь-февральского пиздеца.

Задора же тех редких друзей, которые добирались до моей хатки бобра, хватало лишь на то, чтобы скоротать или даже взорваться одиноким фейерверком какого-то весёлого треша, но о том, чтобы прорвать накопившуюся усталость, речи идти не могло, да и не стоило пытаться: вся прелесть-ужас этих пограничных состояний - в неспособности проанализировать ситуацию, разобраться с причинами и скорректировать последствия пока ты сам не оттолкнёшься ногами от дна собственных ожиданий. Какие тут друзья, когда "ой, всё" становится самым популярым словосочетанием в твоём телефоне.

Но сегодня у мира появился план. И в то время, как я в обнимку с "Нелюбовью" Звягинцева продолжал своё путешествие к центру пустоты, несколько прекрасных людей, не зная о существовании друг-друга, одним словом-предложением-звонком заставили меня очнуться от летаргического сна. Напомнили мне, что мир может и хочет двигаться в такт нашему дыханию, вторить эхом тому, что было сказано год назад, или расцветать фиолетовыми цветами в ответ на твои шифры в эфире.

​Нас всех пронизывает волна. Она одна, но она разная. Но она одна.

Барселона, как кульминация. Точка полной разборки. Через дорогу Саграда Де Фамилиа - храм всех религий, место соединения духа и созидательной силы человеческого гения, которая в год окончания постройки, через десять лет, схлопнется в чёрную дыру чаяний и усилий всего мира.

Разболтанный случайным сном, неслучайными встречами, изматывающим солнцем. Три тысячи километров эгоизма - привет, мы приехали, покружите нас. Десять дней балансирования между ожиданиями и реальностью.

Я сбросил всю защиту. Каждое слово проникает в самое сердце, обижая, успокаивая или заставляя его сжиматься до боли в солнечном сплетении. Каждый перехваченный взгляд поверх солнечных очков находит свою дорогу до места, где в глубине меня произростаю я. Я превратился в идеальное зеркало, обвалакивающее встречного, вибрирующего в его ритме.

Это не любовь, хотя, кажется, самое уязвимое время для того, чтобы влюбиться. Это не секс, потому что у меня нет тела.

Широко раскрытыми глазами я смотрю на сумасшедших этого города, обвязанных тряпками, бормочащих свои заклинания. Мне страшно, что я стану одним из них, если я продолжу, но я точно хочу продолжить. Найти дорогу ответственности, силы, веры, себя. Без вины, сомнений и страха.
​
Превратиться в белую точку воли всего мироздания, излучающей raw power, радугу и бесплатный вай-фай каждому, кто войдёт в ритм.
​