Вообще, среди моих знакомых и друзей есть много тех, кто помогает тем, кому это так необходимо. Поэтому, просто пользуясь случаем, хотел сказать вам спасибо за доброту и милосердие, которое вы являете миру. Нам в нём жить.
Второй раз монтирую видео для Dr. Klauns, второй раз успеваю вдохновиться происходящим на экране.
Вообще, среди моих знакомых и друзей есть много тех, кто помогает тем, кому это так необходимо. Поэтому, просто пользуясь случаем, хотел сказать вам спасибо за доброту и милосердие, которое вы являете миру. Нам в нём жить.
Comments
Доктор, доктор!
Мне срочно. Сегодня. Master reset. Двойной дозой. Чтобы замолк телефон. Чтобы эхо историй умолкло. Чтобы исчезло неверие. И дно второе cтирайте. Возможно? Ах, опять перед зеркалом говорю. Десять слоёв чьих-то мнений, И штукатурка. Молчание друзей. Легче выключить свет. Прости и забудь. Это режьте, а тут каминаут стирайте. Список ошибок в огонь. Должен? Отнюдь. Засыпайте это Планами новых побед. Только.. Улыбку можно оставить? Её и его. А ещё вот это касание, Слова, благодарность И чувство, когда что-то больше, чем я,- Мне важно.. нельзя? Тогда оставляйте. Вот прямо как есть. И телефон мой включите, Рюкзак мой верните С историей о. Мне с ним идти. В Риге плюс восемь, водитель 22-го троллейбуса спит на водительском сидении на кольце маршрута. Двери закрыты. Несколько женщин, который не могут попасть во внутрь, даже нажимая на кнопки у дверей, стоят у водительской кабины и решают будить ли водителя, или дать ему ещё поспать. "Бедненький", - говорит одна, "так и хочется его накормить"...
Весна. Даже если весь мир умрёт, всё равно весна <3 А ты знаешь, когда меня переполняет любовь. Твоя. Мне хочется целоваться со всем миром. И я неуязвим. Я выхожу на улицу влюблённый, и всё, что в этот момент падает на меня с неба, сливается со мной в единое целое. Солнце заливает глаза, дождь стекает по губам, ночь окутывает, а какой-нибудь случайный прохожий становится свидетелем.
И ты же знаешь, что тебя там очень мало. Ты - запал для моего огня. Заглавная буква, но не слово. Но чем ближе ты будешь стоять ко мне, тем больше я отдам именно тебе. А потом кончится абзац и погаснет костёр, но кто об этом хотел говорить. Накануне дня рождения мамы Ларисы я добрался до семейного фотоархива. Подвзорвало (не подорвало, а именно так, как в детстве). Переоценкой своих отношений с Ларисой Борисовной я занимаюсь регулярно,- благо, поводов за последние пятнадцать лет было предостаточно, но в этот раз в голове щёлкнуло по-другому. И это не даёт мне покоя уже несколько дней.
Листая альбомы, на которых я уже не в первый раз видел мою маму, умеющую отдыхать в окружении своих друзей, я впервые вырвался из парадигмы мама - сын. В моей голове она предстала самостоятельной личностью без привязки ко мне, со своими мотивами, а главное, со своей личной жизнью, которая двадцать лет назад представлялась мне как некая бонусная надстройка для меня в виде мужчин, для которых мы с моим братом были возможностью продемострировать свою лояльность или просто вспомнить своё детство. Ну, и я подумал, что даже если и растила меня моя мама, то пример я считывал как раз не с мамы, а с женщины. И, чёрт подери, с этой женщиной я прожил больше половины своей жизни. И пускай даже она пыталась быть в первую очередь для меня матерью, для окружающих в нашем присутствии она была женщиной, бизнес-партнёром, другом и ещё чёрт знает кем. И, собственно, почему бы не вооружиться знанием о моей маме в попытках построить свой идеальный мир, наполовину населённый переселенцами с Венеры, тем более, что ходят слухи, что мужчины ищут таких как мамы, да? И вот я перебираю фотографии с этой потрясающей женщиной, и у меня возникают вопросы, которые я никогда не осмелюсь задать своей маме лично. Ну и что. Есть телефон. - Привет. Мама, это я, твой сын. У меня к тебе три вопроса. Честные, провокационные, о важном для меня. У тебя есть десять минут? Мама, я не верю женщинам. Уже или ещё. Поэтому, пообещай отвечать честно, ради моего будущего с этими женщинами. Ну, или хотя бы честно перед своей собственной мифологией, мы же люди и всё понимаем. Мне было страшно в этот момент. У меня не было ожиданий, и я, как мне казалось, не боялся разачарования, но я касался сакрального, очень личного и совершенно нового в отношениях с мамой. Я замолчал, чтобы набрать воздуха в лёгкие и выпалил: - Мама, ну ты же всегда осознавала себя очень красивой женщиной, правда? И это не могло не повлиять на тебя. А ты была сукой со своими мужчинами? Ходила ли ты по головам, манипулировала ли ими? Осознавая собственную красоту, не лишала ли ты себя глубины в отношениях? Относилась ли ты к завоёванным мужчинам как к трофеям? Не была ли ты сама трофеем для мужчин? И кем ты хотела быть для своего мужчины? Ух. Я оставлю ответы для себя и для своих близких друзей, но вот прямо сейчас я горжусь своей мамой. И её историями, которые она мне рассказала, отвечая на мои вопросы. А ещё я горжусь собой, что задал эти вопросы. А ещё я хочу верить, что всё это правда. А на последний вопрос мама ответила, что всегда хотела быть для своего мужчины Крупской. И я сижу сейчас, и думаю, что я тоже хочу найти себе Крупскую на самом деле. Правда, из меня Ленин дурацкий получается. Но мне и Крупская на самом деле не нужна. Так , образ идейного друга. Спасибо, Мама <3 - Диня, пошли на балет! У меня есть два билета просто так.
- А-о-ы, завтра? А, пошли! Все, кто пытался достать билет на Светлану Захарову, простите. Я даже не знал, куда я иду, пока мне не прислали распечатать билеты. Да и это знание не превратило меня в благодарного зрителя - весь мой опыт как наблюдателя, так и исполнителя ко вчерашнему вечеру сжался до восприятия танца как метафоры, на фоне которой исполнитель был лишь эффектным инструментом в руках хореографа. А тут балет. Пускай и на две трети современный, и практически бенефис. Ну, хорошо, я съезжу домой за забытыми очками. И я влюбился. Как мальчишка. В своей голове, пока зал рукоплескал, я бежал к служебному выходу нашей оперы с цветами, игнорируя скучный рижский мороз. Нет, я в Париже, русские сезоны, начало двадцатого века, эта женщина должна быть моей. Я смотрел и смотрел на неё и только на неё. Россия - не балетная страна? Возможно космополит Юрий Посохов c его классической постановкой в первом акте Франчески да Римини с прекрасным светом и сильнейшим кордебалетом лишнее тому доказательство. Но ведь это всё равно только лишь о ней и вокруг неё. Я замер на стуле и даже не завидовал даме справа, у которой в антракте было шампанское, а во время представления - бинокль. Из глубин моего естества поднимались километры штампов, от которых стало бы плохо любому разбирающемуся в балете человеку, но которые можно свести к двум словам, которые были в тот вечер для меня мантрой. Сила и грация. Ощущая, как внутри подымаюсь вместе с её руками, я не переставал пытаться понять что же нас заставляет так воспринимать это действо. Почему для меня за пятнадцать минут эта женщина стала воплощением всего самого возвышенного, прекрасного и (сюрприз) женственного в этом мире? Хотя, надо отметить, что мужчины на сцене тоже были воплощением всего мужественного - прямо бесит. "Пока не пошёл дождь" и "Штрихи через хвосты" - второй и третий акт этого бенефиса - возможность полорнировать в отдолженный у дамы справа бинокль, выхватить азарт последних сцен, сложную мимику во время выполнения элементов, а также протянуть взглядом поднятую руку снизу вверх, словив комплексное удовольствие, смешанное со стыдом - если за богинями и стоит подглядывать, то точно не с бельэтажа. Мы встретимся вновь, я обещаю. Прогулка по Rimi и близлежащим магазинам обернулась тем, что я два раза за десять минут терял десять евро мятой бумажкой из заднего кармана. Esmu losis, я в курсе. Но вы же понимаете, что я знаю об этих двух случаях только потому, что оба раза меня догоняли прекрасные люди и возвращали мне эти деньги.
После отказа пятерых моих друзей получить от меня билет на "Melnā Sperma", я собрался со своей температурой и пошёл сам. Без ожиданий, но с пустотой внутри, которую должна была заполнить постановка Владислава Наставшева, неожиданно для меня уже какое-то время назад ставшего моей ролевой моделью и любимым режиссёром. В обратном порядке, надеюсь.
И на меня опрокинули вселенные. Сначала промелькнул мир безмятежных тринадцати лет, где ты смотришь на взрослые ритуалы сначала как из-за стекла - они поют о своём, а я читаю книги под одеялом. А потом вместе с первой каплей чёрной спермы оказываешься в середине этих сумасшедших историй, где твой подростковый ад для тебя единственный возможный мир, и ты живёшь в нём, даже не зная, что это можно поменять, а ночами орёшь в подушку, пытаясь стереть из памяти грязные приставания каких-то уродов, обиды и унижения во дворе. Это я, это мой мир. Он существовал, и когда-то я хотел забыть о нём. И никто из тех, кто скатывался горохом из зрительного зала в дверь в середине спектакля, не захотели вспомнить истории своего взросления, оставив их закатанными в ламинат, с поклееными поверх фотообоями из выпускного альбома. Кто никогда не дрочил, не блевал, не бухал, не лапал, не плакал, не орал, оказавшись один на один со своим новым телом и новым миром. Я хочу помнить, что из меня выходит говно. И в этот момент я самый уязвимый, самый хрупкий. Я знаю из чего я сделан. И я знаю, из чего сделан ты. А теперь кричи. Как кричали все персонажи на сцене, в луже собственных некрасивых признаний. Мне на этой фотографии шестнадцать. Я точно знаю, что тогда у меня дома лежал диск с порнографией и пара мятых заляпанных журналов, а с девчонками ничего не получалось, потому что волнуешься и ничего не понимаешь. Но всё равно взрослеешь. В своём городе, который на самом деле есть. Я еду. Каждый день еду. Если оглядываюсь, значит убегаю. Если смотрю вперёд, заложив язык на плечо, значит есть ради чего. За-ка-ким-то-ин-те-ре-сом. Длинные трассы на несколько лет, тупички и переулки с маленькими заданиями и просьбами на пару часов. Сердце отстукивает километраж, перед глазами люди, пейзажи. А на этой неделе я приехал. Закончил одну свою длиную трассу на пару лет жизни. И в голове одна лишь мысль: что дальше? Эта такая подлая мысль, соразмерная "ну, и?", после которой задница грозит автоматически опуститься в удобное кресло циничной усталости "been there, done that", а поэтому идите, а я замру в осознании собственной охуенности, лишь бы не думать о том, что это всё бесмысленно. И я вообще не об этом. Уходите, чтобы не видеть моих слёз. Доменико из "Ностальгии" Тарковского, стоя на своём эшафоте с монологом всей его жизни: "Нужно пробудить желание, мы должны во все стороны растягивать нашу душу, словно это полотно, растягиваемое до бесконечности". Я только что растянул. От Риги до условной Лиепаи. И сейчас начинается битва за пустоту, которая образовалась внутри. Где в ответ на вопросы: лучше? сильнее? больше? всегда тишина, которую я могу заполнить лишь сам. Пресловутой усталостью, стыдом, признательностью, верой, что я тут искал последние несколько дней? Благодарностью тем, кому я мог позвонить, остановившись на обочине. Повыть, посмеяться, пожаловаться, прижать телефон к стучащему сердцу, чтобы на секунду не быть одному в детерминированном диагнозами мире, где не слышат гудение насекомых, потому что у всех звенит будильник и бьют часы, поднимая на последний бой с неопределённостью. Всегда улыбаюсь, когда упираюсь в простые истины этой вселенной. Улыбаюсь, снимаю одежду. Пустота внутри. Пустота снаружи. фотография: eyefoodphoto
|
deviniskaВ общем, tags
All
archives
June 2024
|