​Так получилось, что нам нужно было выучить армянский танец. Достаточно срочно. У нас друг женился. Нет, он не армянин. Но мог бы быть. И тут мы с армянским танцем.
Вы знаете, где можно научиться армянским танцам в Риге? Я знаю. Рядом с армянской церковью. А вы знаете где.. Прямо за молсом на краста. Теперь знаете. Не благодарите.
В общем, репетируем мы танец. Четверо на тот момент стройных  мужчин. Под руководством хрупкой и прекрасной Зузанны. Музыка задорная, танец классический, все вышеперечисленное, кроме мужчин - армянское. Мужчины прибалтийские.

И там был такой момент, когда мы по парам двигаемся на встречу друг другу и хлопаем друг друга в ладоши. Потом разворачиваемся и ещё раз хлопаем друг друга в ладоши. Представили?
Мы тоже представляли. Такие воздушные ладушки под армянскую музыку. Ну, мы и кружимся - прибалтийские снежинки. Улыбаемся, мир прекрасен.

И вот уже до свадьбы осталось пару недель. А мы хлопаем в ладоши и ещё по-армянски учимся говорить "поздравляем!". А тут в помещении, где мы занимаемся, сидит мужчина. Это отец ребёнка, который то ли тоже танцевать учится, то ли армянскому учится - в общем, он там скучает и на нас смотрит. И после очередного прогона он так тяжело встаёт, подходит к нам и говорит:
"Ребята, такое дело. Вот, когда вы в ладоши друг друга хлопаете, вы же не на Лиго вокруг костра танцуете, понимаете? Это же два горных барана на хребте на смерть бьются, понимаете?".
​
Становятся ли так мальчики мужчинами,  не ясно. Можем подумать об этом вместе.

Зашёл в антикварную лавку в поисках чемодана - хотим с Микой собрать игровой стимпанк компьютер в таком неожиданном форм-факторе. Навстречу мне, видимо, владелец и его верный бухгалтер - обоим за пятьдесят, оба слегка в пыли, которой стало сильно больше, когда они ради меня перерыли свои запасники и нашли чемоданы - осталось выбрать. Но чёрт их дёрнул спросить, зачем он мне нужен. Рассказал в двух словах, страшно довольный собой, про вставки из дерева, про стекло от старого телевизора поверх lcd матрицы, про тумблеры на корпусе - мне бы продавать свои концепт инвесторам, а я тут на продавцах разминаюсь - а дальше началось форменное сумасшествие.

Владелец, не дослушав, отвернулся со словами: "да что с этим пласстмасовым поколением разговаривать", женщина-бухгалтер, закинув ногу на ногу, стала рассказывать про китайцев, которые подделывают бронзовые статуэтки, и что старинные вещи сами по себе ценность, поэтому ломать телевизор и чемодан мне нельзя.

Я по инерции ещё улыбался несколько минут, пытаясь вставить хотя бы слово, но когда на меня, уже практически крича, и размахивая руками, стали двигаться эти два адепта ретро, говоря что-то про то, что мне надо заниматься спортом, а не "вот этой фигнёй", мне пришлось выскочить за дверь. Я даже не удивился, когда увидел, что хозяин магазина двинул за мной.

Глотнув свежего воздуха, он чуть успокоился. Спросил, буду ли я брать чемодан. Я ответил, что снял размеры и решу попозже.
-"Попозже, это когда? Год, число. За свои слова нужно отвечать, знаешь ли".
Я честно попытался не услышать в его словах угрозы и приготовился дипломатично попрощаться. Он перехватил мой взгляд и сделал широкий жест, показав на пыльные витрины его антикварного магазина:"Мы тут говном не торгуем". В витринах стояла пыльная металлическая Lamborgini в масштабе 1 к 25 со сломанный боковым зеркалом.
Дал себе слово завести свой магазин антиквариата. Потому что, блять, потому.
​
Ps. Мне тут сразу прокомментировали мой текст, и всё встало на свои места. Это профессиональная деформация. Жук-скарабей в лучшем случае, Плюшкин в худшем. Дневной стационар.

Этот день в истории будут оценивать по-разному, но мой дилер, который привёз мне пробный тираж моего бинго, считает, что день сегодня, как минимум, lovely.
А я, в свою очередь, как человек, давно утонувший в собственном виртуальном симулякре, смею заявить, что в наш гипсовый век обрести даже на мгновение хотя бы картонную форму существования многого стоит.
​

Я планирую мировой тур с лекциями, объединёнными общим названием "Шапку надень!, или как я повзрослел". В рамках промо публикую отрывок из своей inspirational speech.
​
Когда мне было пятнадцать лет, мне подарили десять минут на картинговой трассе. Помню, как с каждым поворотом моя уверенность в собственных силах росла прямо пропорционально скорости, на которой я в эти самые повороты входил. Помню усиливающийся ветер в лицо, мой первый обгон на трассе, смазанные улыбающиеся лица праздных зрителей. А потом помню на повороте лёгкий толчок в спину от поздно затормозившего соперника, после которого меня вместе с картом на мгновение подбросило и тотчас же опустило на трассу. Колёса в одну сторону, я в другую — моя спина попробовала выступить в роли редуктора между попой, плотно сидящей в пластиковом сидении карта, и головой, по инерции продолжавшей двигаться по прямой, но не слишком удачно — свой карт я парковал уже взрослым человеком. В самом плохом смысле этого слова.

Сначала спина просто болела в месте ушиба. Два месяца я разминался, заботливо тёр пальцами позвонки и тянул нижнюю область поясницы в мостике, пока новый дивный мир не увлёк меня другими вызовами — благо, в пятнадцать лет с этим проблем не бывает в принципе — ты знакомишься с новым собой, а потом с тобой знакомятся и остальные — click-clack, catch-match и понеслась.

В общем, боль затаилась, вернувшись лишь вместе с первыми стрессами взрослой жизни. Да, да. Любой стресс для такого впечатлительного юноши (которым, и я настаиваю, я являюсь до сих пор) заканчивался ноющей болью на следующее утро. Терпимой продолжительной болью, которая, как потом прочиталось где-то на просторах интернета, оказывается разрушает синаптические связи — ваш мозг сжигает мосты, чтобы облегчить ваши страдания. А может быть приносит себя в жертву, хз.

Рентген и прочие не инвазивные способы заглянуть мне в тело бодро рапортовали, что мой позвоночник стареет вместе со мной без отклонений, протрузий и межпозвоночных грыж, а ведущий спортивный травматолог предложил даже сходить провериться на воспалительные процессы. В том числе в мочеполовой системе, повергнув меня в такое уныние, что я даже случайно записался не тому врачу, который, увидев двадцатилетнего парня среди семидесятилетних пенсионеров, предложил сразу отрезать мне член — "пока ты молодой и не натворил дел". Шутник. Спина продолжала болеть.

Чуть позже ко всему добавился лишний вес. Потом лишний стресс. Остеопат водил руками по моей пояснице и говорил о том, что я должен снять с себя ответственность за людей вокруг. Астролог предлагал выпить.

Каждую зиму наступал пиздец — бывало, что я просыпался, шёл по стеночке в душ, а потом просто останавливался от боли. Моя фантазия рисовала картинку, как я так и умираю у этой стеночки, будучи не способным дойти до входной двери, и я начинал смеяться. От смеха меня скручивало ещё сильнее — я опускался на пол, смеясь и плача одновременно. Мне было тридцать лет и мне было нужно новое тело.

Друзья говорили про слабые мышцы спины, а я молчал — рассказывать, как в процессе укрепления мышц спины мои остальные мышцы отказывались двигаться, лишь чтобы меня опять не пронзила острая боль, отдающая в ноги и в голову, не было смысла — это моя борьба, моя спина, моё будущее и моя медицинская страховка.

А потом я однажды приехал в Таллинн. "Пошли гулять", — я сказал. "Если ты хочешь идти гулять в такой обуви и в такой куртке, то я с тобой никуда не пойду",— был дан мне ответ. В моей изрядно поистрепавшейся от бесконечных актов самоссожения синапсов голове случился прекрасный диалог, где с одной стороны участвовали апрельский овен, легендарные кеды и разноцветные кофты с непальскими принтами, а с другой стороны была тень моей прабабушки, которая заботливо натягивала на меня колготки в детский садик. И так я повзрослел во второй раз.

Прошло три месяца. У меня новая куртка из суперматериалов, прикрывающих мне задницу, и тёплая обувь с нормальной подошвой не из говна. И с тех пор у меня ни разу не болела спина. А ещё я начал опять играть в футбол и поднимать на руки тех, кого я хочу поднять на руки (даже, если это Витя весом в 90 килограммов). Мои синапсы цветут красивым зелёным цветом, мой внутренний овен теперь по крайней мере согрет, а мои легендарные кеды ждут майских гроз. Я кажусь себе скучным сейчас, но я счастлив.
​
The End.