​Позвонила бабушка, сказала, что у неё высокое давление, а лекарств нет. Приехал, зашёл в её спальню, увидел в серванте у кровати вот эту мордашку из 2001 года — у самого давление поднялось.
Фотку на всякий случай повернул к стенке. Через десять минут даже температура в комнате чуть понизилась.
​

​Хроники пикирующего бомбардировщика.
- Пятого апреля получить в подарок на день рождения от любимых коллег пылесос, и обидеться на них за то, что они считают меня старым и скучным.
- Восьмого апреля после двух дней активного пылесосания благодарить в чатике их же за самый лучший подарок в моей жизни.
​

​Так получилось, что нам нужно было выучить армянский танец. Достаточно срочно. У нас друг женился. Нет, он не армянин. Но мог бы быть. И тут мы с армянским танцем.
Вы знаете, где можно научиться армянским танцам в Риге? Я знаю. Рядом с армянской церковью. А вы знаете где.. Прямо за молсом на краста. Теперь знаете. Не благодарите.
В общем, репетируем мы танец. Четверо на тот момент стройных  мужчин. Под руководством хрупкой и прекрасной Зузанны. Музыка задорная, танец классический, все вышеперечисленное, кроме мужчин - армянское. Мужчины прибалтийские.

И там был такой момент, когда мы по парам двигаемся на встречу друг другу и хлопаем друг друга в ладоши. Потом разворачиваемся и ещё раз хлопаем друг друга в ладоши. Представили?
Мы тоже представляли. Такие воздушные ладушки под армянскую музыку. Ну, мы и кружимся - прибалтийские снежинки. Улыбаемся, мир прекрасен.

И вот уже до свадьбы осталось пару недель. А мы хлопаем в ладоши и ещё по-армянски учимся говорить "поздравляем!". А тут в помещении, где мы занимаемся, сидит мужчина. Это отец ребёнка, который то ли тоже танцевать учится, то ли армянскому учится - в общем, он там скучает и на нас смотрит. И после очередного прогона он так тяжело встаёт, подходит к нам и говорит:
"Ребята, такое дело. Вот, когда вы в ладоши друг друга хлопаете, вы же не на Лиго вокруг костра танцуете, понимаете? Это же два горных барана на хребте на смерть бьются, понимаете?".
​
Становятся ли так мальчики мужчинами,  не ясно. Можем подумать об этом вместе.

Этот день в истории будут оценивать по-разному, но мой дилер, который привёз мне пробный тираж моего бинго, считает, что день сегодня, как минимум, lovely.
А я, в свою очередь, как человек, давно утонувший в собственном виртуальном симулякре, смею заявить, что в наш гипсовый век обрести даже на мгновение хотя бы картонную форму существования многого стоит.
​

Мой сосед слева начал клевать носом после первых двадцати минут - хотя, ничего удивительного: на сцене ставят пьесу конца восемнадцатого века, которая носит титул самой первой, поставленной на латышском языке. Dižakmens, пускай и переведённый с немецкого в далёком 1818 году. И, должен признаться, я с трудом сдерживаю зевоту. Актёры откровенно переигрывают, забывают текст и, кажется, давно уже устали друг от друга. Передо мной весь цвет Нового рижского театра играет в театр. Плохие версии себя, о чём без купюр во втором акте расскажет со сцены Гуна Зариня с (сюрприз) веточкой в руках. Ха-ха, вызов принят, а парад плохих шуток продолжается.

В программке к спектаклю слова благодарности латвийскому институту электроники и компьютерных наук. Технологический прорыв латвийской драматургии? Нет, просто на сцене старые шкафы с облупившимся лаком, радиола Сакта, настенные часы Электроника-7 с невесть что означающими зелёными цифрами 5:75 и лампы дневного света в пластиковых корпусах - я узнаю эти предметы по запаху института, где работал десять лет назад. Запах плесени и застоя, который легко перекочевал в театр. Мы - компьютерная и театральная переферия, коллекционирующая антиквариат, не способная ни на что, кроме заимствования,  А слева от меня всё тот же, склонивший голову себе на грудь, благодарный зритель. А на сцене по второму кругу вечные вопросы про уникальный латышский код, про немцев и русских в наших головах, и Евгений Исаев на чистейшем русском латышском подводящий промежуточные итоги: "в Латвии исторически издавалось очень мало научных книг, поэтому все околонаучные и исторические споры на латышском языке отдают беллетристикой". И, скажите, кому нужны эти пыльные тексты двухсотлетней давности, постоянно норовящие свалиться на говорящего и придавить его своей тяжестью?

Вы поверите, если я скажу, что всё закончилось хорошо? Перед нами действительно была аристократия нашего театра. Тонко думающая, способная на самоиронию, и, главное, не имеющая ничего общего с нафталиновым запахом наших архивов. Мой сосед слева в какой-то момент расправил плечи и перестал даже моргать, а я сам не мог оторваться от происходящего на сцене, хотя, вы только вдумайтесь, ближе к кульминации на сцене одна за другой прозвучали пять предсмертных патетических речей, написанные в 1781 году,- в любой другой раз я бы попросил, чтобы мне доплатили за то, что я это слушаю.

Я почувствовал себя обманутым школьником, которого заставили прочитать книгу из школьной програмы, и она оказалась интересной. Такой театр способен творить чудеса. Осознанно, подмигивая зрителю по всем каналам связи, переодеваясь в старинные одежды прямо на сцене, заигрывать с интерпретируемым текстом, обильно посыпая его пылью, чтобы потом он заиграл новыми красками. Если и говорить о прошлом, то так. Если и говорить о театре, то с актёрами этой постановки. 
​