- Эй, эй, эй! Лабвакар!
Я останавливаюсь перед перегородившей мне дорогу полицейской машиной. Вечер, половина двенадцатого, Чиекуркалнс, пустая дорога и мигалки.

Я ехал без рук. На переднем багажнике стоит стереосистема. Она очень громко играла правильную для того момента музыку. Не знаю, что их больше взбудоражило - некоторое время они ехали позади меня, а потом ускорились и остановились перед мной. А я счастлив. И по секрету чуть пьян. Один из полицейских протягивает мне трубочку. Я честно дышу, а там так же честно показывается, что у меня всё хорошо (потому что иначе мой мир в субботу не работает, слышите?!).
- А почему вы меня остановили?
- Ты нам показался подозрительным
- Слишком счастливым?
- Хм

Вот именно.

Let's dig.
Otherwise
Have to lie
Under bullshit forever.

Power to the people!
Stick it to the man!

I
Do
Me.

Reiz katrā savā dzīvē es braucu uz Kurzemes pusi. Uz Prāta Vētras koncertu. Un tur, starp tūkstošiem, es jūtu it kā esmu atnācis iepazities ar saviem kaimiņiem. Mīļiem, bet tomēr vienaldzīgiem pret mani. Es skatos viņiem acīs un ķeru viņu smaidus un nekad, nekad nevaru saskaitīt cik daudz skaistas blondīnes stāv man apkārt - simts? Un viņi skatās man cauri, bet man vienmēr ir bail kāds pamanīs k es nezinu dziesmas vārdus. Un tā mēs turpinām līdz kad tuvāk beigām obligāti skan dziesma krievu valodā. Dažreiz ta ir "На заре". Un pēkšņi 30000 cilvēki sak dziedāt kopā manā dzimtā valodā. Un kopā ar asarām приходит совсем правильное чувство, что у меня самые лучшие соседи в этом мире. И мне хочется звонить всем своим латышским друзьям и мурлыкать им в телефон что-то красивое.

И мне обязательно напомнят, что no lidmašīnas es lecu ar izlietni, что мороженное в магазине я ищу во frizētava, под окном у меня стоят divis kokis, в овощном отделе однажды я пытался купить karotīte. Оранжевую.  А потом я вспомню Aizsargkrēms, и всё будет хорошо. Paldies jums mīļie par manu māju.

Я лежу с Микой на кровати, последний вечер вместе перед их с Аней отлётом в Пекин. 
- Смотри, папа, голограмма.
Я поднимаю глаза. Над кроватью торшер. В нём лампочка, причудливо отражаясь в стекле, создаёт эффект, словно там есть ещё одна лампочка. Действительно, голограмма.
- Если голограмму разделить, то будет две маленькие голограммы.
Мика играет, пытаясь словить лампочку рукой. Его рука проходит сквозь свет, он смеётся, и продолжает рассказывать всё, что он слышал про лазеры, голографические изображения и, конечно, боевых роботов.

Я слушаю его фоном. В последнее время очень много читаю про голографическую модель мира, к которой разделённость - есть иллюзия, а наш четырёхмерный мир - есть проекция чего-то более фундаментального. Слова сына  удивительно резонируют с моими фразами. По сути, мы говорим об одном и том же, синхронизируясь через якорные слова. Я смотрю на Мику в свете лампочки или её голограммы. Какого чёрта я до сих пор не пускаю Микаэля себе под кожу? Почему я существую с ним в предложенной нам системе, вместо того, чтобы вместе ставить эксперименты, о которых я рассуждаю тут, и которыми живёт любой ребёнок до того, как его переформатируют в школе.

Мика замолкает. Тишина, в которой только эхо от моих мыслей. Он поворачивается ко мне. Я вижу лишь его силуэт, но в горле ком. В два движения он пересекает всю кровать, и со словами "Папа, я буду по тебе скучать" бросается мне на шею. Я плачу. Он плачет, целует мои глаза. Я потрясён. Нахожу какие-то слова, но внутри всё бьётся в нашем с ним общем пространстве, где не нужно слов.

Мика встаёт на кровати и подходит к лампе. Он тыльной стороной ладони вытирает слёзы и со второй попытки продолжает.
- Да, голограмма, папа. Так вот...

Проснулся ночью,  потому что словил. Прикоснулся к The Thing.

Пару лет назад мне снилось,  что мы нашли артефакты от какой-то древней игры. Странные круги с прорезями, в которых можно было двигать деревянные колодки. По сюжету сна мы все знали,  что это от чего-то древнего и командного. Тогда всё закончилось каким-то смешным использованием всего,  чтобы сделать коллективное фото.
 
Год назад мне опять снились они. Мой сын откопал их на полке. И спрашивал меня, что это такое. Я честно ответил ему,  что не знаю. Но мы как-то использовали их для лего конструктора. Было забавно,  но утром в голове всё ходило ходуном, и я отказывался вставать с постели - было что-то важное,  за что я не мог ухватиться.
​
И вот этой ночью в моём сне мы играли в эту игру с моим повзрослевшим сыном и с моими друзьями. И эти артефакты из сна двухлетней давности стали определяющими в создании принципиально новой тактики в игре, которая напоминала хоккей. Мы проиграли, но это было очень красиво. Все аплодировали нам за то,  что мы хотя бы попробовали ради игры,  а не ради результата. 

Проснулся ошарашенный,  словно мне таблица Менделеева приснилась. Потерял суть игры, но сохранил это чувство,  когда взаправду был в королевстве Императора Теней, а потом проснулся,  а рядом сопит Петрович,  который сегодня остался у тебя ночевать. А ты никем не понятый Потапум,  с концептом космической непонятной игры,  древними артефактами и пустым холодильником.

Потом буду думать больше, но пока план завтрашнему мне: сделать реплику артефактов в масштабе один к одному и ждать ещё год пока не придёт Соник. Мне почти всё равно на результат этого локального сумасшествия,  но я не могу игнорировать сны длинною в три года,  которые грозятся превратиться в священный акт создания чего-то принципиально нового. Обещайте никому не говорить.