​В коллекцию прекрасных встреч разговор сегодня утром на латышском с мужчиной слегка за пятьдесят, который попросил скрутить сигарету.

- А я на работу решил сегодня не идти. Нужно время для себя. Особенно, когда чувствуешь, что депрессия подкатывает. Я это дело не люблю, но вчера купил выпить, выпил рюмку, и вот это тепло, которое по груди растекается, понимаешь, что это единственное, что могло помочь в такой ситуации - дышать по-другому начинаешь, плечи сами расправляются. Но тут главное остановиться - я не смог, поэтому и на работу не иду сегодня. На работе не поймут же - смеяться будут - типа, алкоголик. На море поеду. В идеале в Сочи, но кто же сейчас туда может?
​
Уточняю, почему именно Сочи, делаю ошибку в склонении города, запнувшись на окончании.

- А ты русский что ли? Да, у всех наций свои косяки. Вот, я, например, русских боюсь. Ну, не русских, а Россию.
- Я тоже Россию боюсь.
- Вот, поэтому и на море поеду сегодня. Подышать.

Однажды в далёкой-далёкой галактике и, скорее всего, в параллельной вселенной я сидел в маленьком и очень неуютном баре напротив моей девушки, которая рассказала мне, что накануне была с другим парнем.

— Денис, теперь ты от меня уйдёшь?

Очень хотелось уйти. Мне было мало лет, и весь мир вокруг меня через все доступные мне тогда культурные коды говорил, что после такого надо расставаться. Мир угрожал разрушающими комментариями моих друзей, сплетнями общих знакомых, а самое главное этим ещё необузданным внутренним самобичеванием, после которого можно было ещё год существовать в режиме выжатой половой тряпки.

— Дай мне пять минут.

Я оказался на улице посреди шумных компаний, вышедших на перекур, встал напротив прозрачной двери, через которую был виден наш столик, и в голове практически в тот же момент сложились несколько слов, противопоставить которым в тот момент я ничего не смог: я её люблю.

Помню, что сразу вернулся в бар, сел за наш столик рядом с ней и приобнял её за плечи. И никуда не ушёл.

С тех пор прошло много лет. Любовь разложилась на союзы, созависимость, неврозы, расчёты, попытки, бегство, дружбу, здравый смысл, влюблённости, надежды и разочарования - вы сами там были и сами всё знаете. Думаю, что при желании даже эти события двадцатилетней давности можно было бы запихнуть в какую-то из вышеупомянутых категорий, но есть одна штука, которая очень греет мою душу: мне кажется, что там я был достаточно смелым, чтобы любить человека, который меняется. Который совершает ошибки и идёт с этим ко мне, как к самому близкому человеку. И меняется.

Мы все уязвимы в своей правде, и в поисках принятия мы часто скрываем ту часть, которая, как нам кажется, заставит других отвернуться от нас. Хотя, на самом деле, в первую очередь, нас самих. И в этом презрении к себе самому, мы отказываем другим в праве нас любить.
​
Текст без выводов и, Оля, без фотки, но с искренним пожеланием не ссать и быть благодарными, если вас любят.

​Тараканишь домой бутылку подаренного рома и прямо перед дверью её в дребезги.
Медитируешь на медленно растекающуюся густую тёмную жидкость, в которой поблескивают осколки далеко шедших планов, и фиксируешь в своей голое следующие мысли:
- вроде сегодня пить не собирался, но именно сейчас бы выпил.
- только не расстраивайся.
- ну, вот расстроился.
- осталось понять, расстроился как кто.
- как тот, кто хотел выпить, или как тот, кто заслужил бутылку рома?
- ещё десять секунд здесь позависаешь, и будешь идеальный персонаж из скетча маски шоу.
- иди.
Сидишь, пьёшь чаёк.
- а мог бы чаёк с ромом.

​Это ваша машина? Красивая. А кубинский флаг почему? А можете не отвечать - будем час тут филосовствовать. Некоторым людям даже в глаза не надо смотреть, чтобы увидеть потенциал для разговоров. Для меня машина всегда была возможностью уйти в себя. А если ещё глаз окружающих радуется, то вообще хорошо. Как будто питаешься этим. Надеюсь, у вас дети есть - машины уходят, а дети остаются. И вот ими питаешься. Но сегодня, вот, вашей красавицей получилось. Имя же у неё есть?
​
Вот так, встречаешь своих двойников +20 лет, а они даже не просят сигарету скрутить.

Сегодня в спортивном зале, куда я хожу, и о котором я обязательно ещё вам расскажу после своего 100 посещения, было красиво.

Мне надо было встать напротив девушки. Так, чтобы носки нашей обуви соприкасались, и, смотря ей в глаза, сказать: es tevi mīlu. Да так, чтобы она, будучи студенткой театрального, ответила: es tev ticu.

А у нас в зале практически всегда сумерки. И очки я свои перед тренировкой снимаю. Поэтому лиц я не вижу, имён не помню - честные полторы часа наедине с собой и предлагаемыми тренером вызовами.

А тут три больших шага через площадку и внезапно перед мной пронзительные голубые глаза. А там вселенные рождаются и умирают. И кажется, что если замереть, то можно увидеть как хрусталик вместе с дыханием дрожит. И на секунду замираешь, а она, словно в ответ на твой порыв, подаётся вперёд и её глаза немножко округляются, и вот так вы стоите мгновение, которое, как водится в этих всех ваших фильмах, которые я не смотрю, потому что тушь потечёт, длится вечность, и потом я из себя выдавливаю по-русски: я тебя люблю. А в ответ с акцентом: я тебе верю.
​
И ведь никто, никто, никто, никто не догадался, что это в тот момент было правдой.

Как подключиться к бездонной энергии, которая заставляет меня двигаться вперёд и гореть, освещая всё вокруг?

Ведь я там был - творил, красил, снимал, бежал, строил... А теперь я прихожу домой, ногой отодвигаю пакет с пластинками, который уже три месяца мешает зайти в квартиру, и смотрю на себя в зеркало, краем глаза фиксируя батарею из пустых бутылок вина на кухонном столе. Чувак, ты на дне.

Что-то внутри отключилось - живительное, самобытное, подпитывающее изнутри все критически важные системы жизнеобеспечения - раз, и ты охуенный, два, и ты можешь защищать свою точку зрения, три, и ты готов встречаться с людьми.

Я знаю что. Я запретил себе любить. Потому что для меня любовь стала синонимом долга. Я люблю, а значит я должен. Хотя конструктивное "должен" вырастает из другого места - где есть избыток сил и понимание, чего от тебя ждут.

​Для меня позволить себе сказать, что я кого-то люблю, это обнажиться. Сбросить доспехи славного парня и дождаться ответного удара. Или укуса. Или дружеского поцелуя в щёку. Это моя возможность на секунду подключится к потоку, ради чего стоит напрячься и вложить в эти слова именно тот смысл, чтобы лишить эти три слова всех остальных интерпретаций - сказать другу, что я его люблю, за пару часов до его отлёта на другой конец света; признаться в любви своему терапевту, наконец-то признав, что он заменил мне моих родителей; встретить свою бывшую и признать, что ты всё равно любишь, хотя и не так, как от тебя ждут; даже просто найти неожиданное тепло в объятиях человека, остановиться, и сказать: я люблю обниматься; зайти в комнату к собственному ребёнку-подростку в комнату и сказать ему через миллиард кринжовости о том , что он - самый любимый мой сын, выдержать его вопросительный взгляд, не умереть от стыда, и дать этой силе растопить все его защиты; и, наконец, встать перед зеркалом и сказать самому себе, всматриваясь в глаза в отражении: я тебя люблю. Ожить.