Сижу, думаю. Придумываю, как лучше с манЕкеном поступить. Сами знаете, где думается лучше всего. И, в общем, придумал. Гениальнейшую идею придумал, гениальнейшую!
Выскакиваю из туалета, штаны на бегу застёгиваю, бегу к манЕкену, чтобы примерить, как правильно разрезать ей грудь, чтобы поместить полезный груз. Вот тут по шву порезать, а здесь можно зашпаклевать..
​
"Пап,...",- поворачиваюсь к сыну. Он сидит в кресле и, видимо, уже давно за мной наблюдает: "А вот пока ты на грудь пластмассовую смотришь, ты ремень на штанах растёгиваешь или застёгиваешь? Я просто понять хочу, куда звонить.."
​

Пару месяцев назад я выложил пост в инстаграме, чтобы обнаружить, что теперь они оформляются в виде reels, за продвижение которых так топит в последнее время компания Meta. И с тех самых пор я переживаю один из самых целительных экзистенциальных кризисов на моей памяти.

Пять тысяч лайков в моей мифологии - это очень много. А тут, открываю инстаграм, а там по 300 лайков в день, и так целый месяц - казалось бы, вот оно признание. Но по факту, никогда ничего кроме раздражения это не вызывало - в этом бесконечном списке сердечек и комментариев невозможно найти реакции тех, кого я знаю лично, и кто мне сам по себе интересен, что лишает меня самой нужной пищи для моей чёрной души - иллюзии близости.
То есть, получается, что для меня ценность каждого лайка в его предистории и продолжении - в моей голове существует презумпция, что я понимаю, почему этот человек поставил ту или иную реакцию, позволяя мне играть в игры с воображаемым Другим, где этого Другого на самом деле вообще нет.

А что это, как не иллюзия контроля, спросил я сам себя. И это было бы достаточно невинной практикой виртуального мира, если бы мне не хватило духа признаться, что эту схему я перетаскиваю и в реальный мир - где все люди существуют лишь в моей голове, а, например, их поведение и реакция на мои поступки, отличающаяся от моих ожиданий, разрушают меня до основания.

И даже мой кратер памяти, будучи метафорой свободы интерпретации и близости, если копнуть, оказывается символом одностороннего контроля и невозможности этой близости.
Ролики я удалил. Но себя такого, каким я являюсь, в самом человеколюбивом смысле удалить невозможно. Осознание собственной многослойности, которая присуща каждому человеку, лишает меня возможности когда-либо до конца поверить самому себе, в моменты слабости оставляя лишь огромное чувство сожаления, что я не могу прожить эту жизнь просто. Проще.
​
Но это только в минуты слабости. Потому что есть ещё моменты всемогущества. Но о них в другой раз. А пока что я буду продолжать делать то, что у меня получается лучше всего - играть в самого себя - ОДИНОКОГО ОДИНОЧКУ, ОДИНОКО БРЕДУЩЕГО ПО ОДИНОКОЙ ДОРОГЕ. В ОДИНОЧЕСТВЕ.

Подъезжаю к дому, а подъезда нет. И дверь заколочена. Самое время почитать бумажки, которыми обклеен наш спецпроект в последнее время: уважаемые жильцы, в связи с ремонтом подъезда, просим вас использовать второй вход. А второй вход, это тот вход, у которого нет кода на дверях. Но есть чип, которым я не обзавёлся за семь лет - ленивое, некомпетентное создание.

В телефоне два номера соседей. Один из них умер, а второй уехал на хутор с детьми. А знакомые соседи на первом этаже уже съехали, поэтому нельзя просто постучать в окошко и попросить открыть дверь. И это всё за последний год моей осознанной социальной пассивности - стоит послать мир нахрен, и он уже шлёт тебя.

В подъезде один собачник и один лудоман, остальное большинство - уставшие от жизни пенсионеры, а значит шансы проторчать у подъезда следующие несколько часов достаточно велики - когда там ирландские доги в туалет ходят? А счастливый час в фениксе когда? Labrīt, мои соседи из подъезда слева, идущие на прогулку. Спасибо за сочувственную улыбку.
А дома не просто тепло, дома костюм для сегодняшней премьеры в нашем театре, где я, наконец-то, играю не мягкого или истеричного персонажа, а мужественного и решительного мужчину, ответственного за себя и свои поступки, который, вдобавок, ещё и раздевается на сцене - секси-пэкси. Когда вырасту, обязательно таким стану. А пока надо сидеть и ждать лудомана.

"А Оскар выйдет? А скиньте чип".

Про своего персонажа я соврал. Он, если поскрести, такой же как и я. Играет сам для себя. Как обычно. Просто очень хочется быть идеальным. Чип от подъезда в собственный дом иметь, например. Или хотя бы.

А спектакль, на самом деле, очень пронзительный. Как обычно и бывает, когда люди за режиссерским пультом и на сцене осознают дуальность природы человека, а это значит: любить и делать больно, быть идеальным и не иметь чипа в собственный подъезд.
​
На премьеру никого не зову, а на следующие даты позову всех. Если домой пустят.

На выходных сказали, что до посещения Кратера Памяти меня очень легко держать в голове в образе зелёного кузнечика - при первом приближении я источаю поверхностность и жизнерадостность. Мой мир - это порхание с ветки на ветку, по самому дешёвому тарифу. А потом добавили, что после посещения уже так не видится - появляется не свойственная кузнечикам многослойность.

Наверное, стоит признаться, что мне очень часто нужно себя принимать в образе зелёного кузнечика. Это такая зона безопасности. Потому что по всем остальным фронтам регулярно пиздят, а хочется прыгать, скакать и вот это всё, чтобы не вспоминать, что даже парень, который об этом пел, уже умер.

А тут на репетиции нового спектакля ставим сцену, где мне надо раздется по пояс, и кто-то из коллег по сцене, сказал, что я выгляжу постарше своего возраста. Бам! Винчик без документов продают последние два месяца. Бам! Сел в тачку, сфоткался. Борода с проседью. Бам! Инфляция. Бам!

Еду по городу. Думаю. Окей, я точно не кузнечик. У меня многослойность и гараж с интерактивной инсталляцией. Может это всё в комплекте идёт? Родители, которые как дети; книги, которые как родители; отношения, которые как ступеньки к себе; проекты, превратившиеся из хобби в часть моей самоидентификации.
​
Я не кузнечик. Я - шершомэн.
​

​Купил себе пальтишко, как у сутенёра, сразу напялил на себя, а пакет кинул на заднее сиденье. В машину садится подруга, видит пакет, и такая:
- О, чего себе купил?
- Пальто!
- Круто! Может, отдашь мне тогда это? Оно все равно старое, ты же носить не будешь?
В следующий раз, возможно, в магазин зайду не на пять минут, как обычно, а на тридцать.

Сегодня видел, как мужчина из мусорника достал кенгуру. Обнял его (даже потискал), поставил рядом, и продолжил копаться в мусорнике дальше. На мгновение захотелось подойти и спросить про его одиночество. Но я испугался. Испугался нарваться на грубость. Испугался, что он подумает, что я тоже одинок, раз обнимающий плюшевого кенгуру мужчина у мусорника вызывает у меня такие мысли.
​
За столько лет видел разное одиночество. Очень плохо замаскированное. Шутками, алкоголем, грубостью, формально-деловыми отношениями. Теперь, вот, плюшевыми кенгуру.
​

В магазине в старом городе покупаю бутылку безалкогольного пива после десяти вечера. На выходе ко мне подходит заметно выпивший, судя по акценту, финн. Показывает пальцем на бутылку в моих руках и спрашивает:
- But how did you manage to buy it?
- It's non-alcoholic
- But this is just miserable
- It is much easier once I accepted the misery in myself
- Do I look miserable?
- Do you want to look miserable?
- I guess not.
- Want to share my bottle?

Сидим на набережной, трепемся обо всём на свете, пьём безалкогольного пиво, два незнакомца в поезде, который никуда не идёт.
I guess everything is beautiful when shared. Even misery.

Немножко (хе-хе) нарциссичного.
На выходных волшебная Jelena Pidjasa сделала из меня по-настоящему пожилого человека - я даже сгорбился побольше обычного. Мне это нужно было для съёмок к моему проекту, где этот образ - честные пять процентов предполагаемого эфирного времени, и поэтому я готов был к компромиссам, а Лена - нет . Настоящий грим с отлитыми формами, силиконовыми наполнителями и всё это за какие-то четыре часа. Можете себе представить, в каком состоянии я выходил из её мастерской.
Я был воодушевлён! Я был ослепительно стар! Через двадцать минут у меня уже была прекрасная шляпа, модный пиджак, шарф, небрежно повязанный вокруг шеи, и выходя из моей машины, я был уверен, что весь мир мой - стильные пожилые люди - сколько мы видели такого в кино!

В результате я прошёлся в центре города несколько кварталов, чтобы найти работающую кофейню, и за это время ни разу на меня никто не посмотрел. Ни-факин-разу. Ох, а я знаю, что я говорю. И я умею привлекать внимание, и я умею выдерживать оценивающие взгляды, - ведь их я и ищу всю свою жизнь.

Я бродил среди людей, которые пугающе смотрели сквозь меня, пытаясь хотя бы на секунду сделать так, чтобы они меня заметили. Жёлтый вейп под цвет моей шляпы, который я смачно посасывал, оперевшись о крыло своего ретрофутуристичного жука с, сука, кубинским флагом на крыше? По-жа-луй-ста. Модные ритмы давно забытых house of pain из открытых окон моей машины? С-у-до-воль-стви-ем! Всё тщетно. Я смотрел на пожилых людей, безразлично идущих мимо, на стайки молоденьких девчонок, которые скользили безучастным взглядом мимо меня, парней, которые разглядывали машину, но не её хозяина (хотя, надо признаться, тут ничего не поменялось), и в глубине моих не по возрасту ясных голубых глазах стороннему наблюдателю прочиталось бы отчаяние и такое запоздалое осознание того, что мир - это совсем не там, где я его искал всю свою жизнь.

Я знаю, что у каждого возраста есть свои прекрасные бонусы, что мы - кентавры, опирающиеся на собственное тело, и расцветающие в собственной голове. И я знал, что для меня постареть на тридцать лет будет пугающий эксперимент - лишить себя этой яркой оболочки, заточенной на то, чтобы восхищать людей. Подозреваю, что к своим семидесяти годам я действительно обрету этот покой в себе, где мне не надо будет искать чужое одобрение, чтобы дать себе право быть. Или искать тех, в глазах которых я хотел бы существовать. Но сейчас эта такая огромная часть меня - вплетённый в меня фонарь, на свет которого кто-то должен лететь, и светом которого я сам давно уже ослеплен.
​
И я вспоминаю изобретённый японский костюм, симулирующий старость, который надевают на человека, в котором он, будучи молодым внутри, всё ещё хочет, но уже не может - ноги замедляется, зрение подводит, а в ушах стоит непонятный шум - и человек добровольно замирает в коконе. И вспоминаю Дастина Хофмана, который после роли в фильме Тутси плакал в кадре, говоря о том, что он понял каково это быть женщиной, с которую никто не замечает, просто потому, что она не пышет молодостью.
Я всё это понимаю. Но поставьте мне лайк всё равно (;

Возвращаюсь домой из Юрмалы, настроение лиричное, и поэтому решил проехаться по местам детства. Свернул во дворы в районе национальной библиотеки человека и уткнулся в лежащего на проезжей части человека. Пока парковал машину и искал телефон, чтобы звонить в скорую, с другой стороны на аварийках встала какая-то малолитражка с девушкой за рулём. С пассажирского кресла выскочил парень и с криком: "вот ты где, сука!" побежал к лежащему, который резко вскочил и они начали драться. После первого раунда, длившегося секунд 15, в течении которого я просто офигевал, вероятно, с самым глупым выражением лица в моей жизни, они, тяжело дыша, повернулись в мою сторону, и один из них сказал: "чего смотришь, вали отсюда". Чуть помедлив, я вернулся в свою машину, и медленно объехал на тех же включённых аварийках и этих парней, и малолитражку с распахнутой дверью. Девушка за рулём закурила. А я, наблюдая в зеркало заднего кружащихся вокруг общей оси дерущиеся силуэты, внезапно пронзительно почувствовал свою ненужность. В отличие от этих троих.
​
Ой, забыл вчера написать самое главное в конце: Я ОДИНОКИЙ ОДИНОЧКА БРЕДУЩИЙ ПО ОДИНОКОЙ ДОРОГЕ. ОДИН.