Он

Мы делим, делимся, делимы, разделены. Разделили человека на разум и тело; сутки на день и ночь; жизнь на юность, зрелость и старость; женщин на своих и чужих; себя на (Достоевский говорил ещё) то, что можно сказать только друзьям <...> и на то, что нельзя сказать даже себе.

Даже дзен существует как вторая половина конфуцианства. Легальное бегство из мира правил, во внутрь себя. Суббота, воскресенье. С того самого дня, как мы осознали сами себя. Вне флюида, но в пространстве и времени. Поделили.

Величайшая драма, величайшее счастье, величайшая энергия.

Есть теория, что западная философия возникла как попытка придумать язык для описания психоделических опытов. Возникла и забыла, зачем она возникла. Замкнулась на собственных порождениях. Создала цивилизацию, которая не способна рассказать мне об одиночестве и единстве со вселенной, которые находятся на концах бесконечно короткой палки, схлапываясь в пульсацию жизни, в которой тело бесконечно, а разум одинок. Разум бесконечен, а тело одиноко. И ещё раз. Любовь и  отсутствие любви.
И поэтому я хочу жить в этом расчерченном поле. В которое врываются ветром "из пространства", звонят по телефону из прошлого, обманывают, говоря правду, делают больно, любя. Наполняют моё одиночество вселенной, и оставляют мою вселенную одинокой. Я всегда буду двигаться между, пока моё тело не найдёт ту границу, за которой не найдётся места для этих не нужных слов.
​
Посвящается Ему в постановке "Она в осутствии любви и смерти" театральной студии Stadia.