- Смотри, папа, голограмма.
Я поднимаю глаза. Над кроватью торшер. В нём лампочка, причудливо отражаясь в стекле, создаёт эффект, словно там есть ещё одна лампочка. Действительно, голограмма.
- Если голограмму разделить, то будет две маленькие голограммы.
Мика играет, пытаясь словить лампочку рукой. Его рука проходит сквозь свет, он смеётся, и продолжает рассказывать всё, что он слышал про лазеры, голографические изображения и, конечно, боевых роботов.
Я слушаю его фоном. В последнее время очень много читаю про голографическую модель мира, к которой разделённость - есть иллюзия, а наш четырёхмерный мир - есть проекция чего-то более фундаментального. Слова сына удивительно резонируют с моими фразами. По сути, мы говорим об одном и том же, синхронизируясь через якорные слова. Я смотрю на Мику в свете лампочки или её голограммы. Какого чёрта я до сих пор не пускаю Микаэля себе под кожу? Почему я существую с ним в предложенной нам системе, вместо того, чтобы вместе ставить эксперименты, о которых я рассуждаю тут, и которыми живёт любой ребёнок до того, как его переформатируют в школе.
Мика замолкает. Тишина, в которой только эхо от моих мыслей. Он поворачивается ко мне. Я вижу лишь его силуэт, но в горле ком. В два движения он пересекает всю кровать, и со словами "Папа, я буду по тебе скучать" бросается мне на шею. Я плачу. Он плачет, целует мои глаза. Я потрясён. Нахожу какие-то слова, но внутри всё бьётся в нашем с ним общем пространстве, где не нужно слов.
Мика встаёт на кровати и подходит к лампе. Он тыльной стороной ладони вытирает слёзы и со второй попытки продолжает.
- Да, голограмма, папа. Так вот...