Школа моего сына - это место, где свет. Тёплый и доброжелательный, в который хочется встать в моменты собственного бессилия, где можно, прислонившись к колонне актового зала, убежать в рассказываемую детьми сказку для всех родителей, или услышать звуки незнакомых до этого дня инструментов. А когда душа раскрывается, то становишься очень уязвимым. И мне как раз одна такая история запомнилась.
Это был канун рождества в младшей школе или даже детского садика, который находится в том же здании, соединяя такие важные периоды жизни в одно целое комфортное приключение для ребёнка, - всех родителей пригласили в актовый зал, который выглядел как амфитеатр - мы сидели вокруг огромной выложенной еловыми ветками на полу спирали, которая в центре сходилась с красивой украшенной горящей свечой.
Учитель музыки стал наигрывать что-то неспешное и очень успокаивающее - это был пролог к красивой церемонии, когда каждый ребёнок по очереди приглашался в центр зала со своей маленькой свечкой, которую ему зажигают его родители. И вот эти малыши, сосредоточившись на маленьком огоньке, шли вдоль еловых веток по спирали, приближаясь к её центру, и останавливались в любом месте, повинуясь какому-то импульсу, и ставили свечку в том месте, где они остановились.
Я смотрел на это со своего места, которое было почти под крышей, а поэтому видел всю картину целиком - это была огромная хвойная галактика, и каждый ребёнок был маленькой звездочкой, которая зажигает свой огонь от своих родителей, а потом находит свое место в этой вселенной, озаряя всё вокруг. И вот уже всё светилось новыми людьми-звёздочками, а я уже, кажется, не дышал. И только потом, бредя к машине, думал о школе и этих людях, у которых красивые мысли и красивые сердца, и которые сумели превратить проходной школьный праздник в таинство, о котором я точно буду рассказывать своему сыну через двадцать или тридцать лет. И через двадцать, и через тридцать.
И потом ещё учитель запел. И ему сразу же вторили все родители, которые сидели в этом зале. Что-то вкрадчивое и тихое, почти шепотом, но пели, наверное, все, кто умел петь. То есть, все - латышская школа же. Помню, сидел оглушенный невозможностью быть там из своего детства, быть там через века общей истории и общности. И помню точно, что закрыл глаза и просто слушал.
Вообще, понял, что когда мне кажется, что не могу, я закрываю глаза.
фотка уже совсем другого Дениса из прошлого. Dmitry Bulkin
Это был канун рождества в младшей школе или даже детского садика, который находится в том же здании, соединяя такие важные периоды жизни в одно целое комфортное приключение для ребёнка, - всех родителей пригласили в актовый зал, который выглядел как амфитеатр - мы сидели вокруг огромной выложенной еловыми ветками на полу спирали, которая в центре сходилась с красивой украшенной горящей свечой.
Учитель музыки стал наигрывать что-то неспешное и очень успокаивающее - это был пролог к красивой церемонии, когда каждый ребёнок по очереди приглашался в центр зала со своей маленькой свечкой, которую ему зажигают его родители. И вот эти малыши, сосредоточившись на маленьком огоньке, шли вдоль еловых веток по спирали, приближаясь к её центру, и останавливались в любом месте, повинуясь какому-то импульсу, и ставили свечку в том месте, где они остановились.
Я смотрел на это со своего места, которое было почти под крышей, а поэтому видел всю картину целиком - это была огромная хвойная галактика, и каждый ребёнок был маленькой звездочкой, которая зажигает свой огонь от своих родителей, а потом находит свое место в этой вселенной, озаряя всё вокруг. И вот уже всё светилось новыми людьми-звёздочками, а я уже, кажется, не дышал. И только потом, бредя к машине, думал о школе и этих людях, у которых красивые мысли и красивые сердца, и которые сумели превратить проходной школьный праздник в таинство, о котором я точно буду рассказывать своему сыну через двадцать или тридцать лет. И через двадцать, и через тридцать.
И потом ещё учитель запел. И ему сразу же вторили все родители, которые сидели в этом зале. Что-то вкрадчивое и тихое, почти шепотом, но пели, наверное, все, кто умел петь. То есть, все - латышская школа же. Помню, сидел оглушенный невозможностью быть там из своего детства, быть там через века общей истории и общности. И помню точно, что закрыл глаза и просто слушал.
Вообще, понял, что когда мне кажется, что не могу, я закрываю глаза.
фотка уже совсем другого Дениса из прошлого. Dmitry Bulkin
RSS Feed
