Ничего не помогает. Резьба на болтах сорвана; полка, только что поставленная на свежие саморезы, медленно сползает по стенке шкафа; изолента не клеится; молоток разваливается в руках; а у самого крутого шуруповёрта кончилась батарейка. Пот заливает глаза, соседский телевизор начинает вещать тебе прямо в голову сквозь перекрытия, отчаянно хочется курить, но такие ситуации происходят и когда тебе тринадцать, и когда ты не куришь. Шепчешь матом, ищешь виноватых, огрызаешься на сочувствующие реплики свидетелей твоего фиаско. Ждёшь. Ждёшь. Ждёшь. Сейчас скажут.
"Там какой-то ящик с инструментом пылится. Я, правда, не знаю, что там".
"Дедушка, когда ремонт делал, оставил пакет с инструментом. Сказал, что может пригодится".
"Ой, там что-то было, я сейчас посмотрю".
"Папа мне подарил на день рождения".
"Чувак, я сам не знаю, что там - руки из жопы, никогда не открывал".
Идёшь, по пути спотыкаешься о свои макиты, боши, девалты, наборы отвёрток, насадки и органайзеры. Идёшь, в очередной раз ругая себя за то, что с самого начала не открыл эту шкатулку пыльных древностей, которые, кажется, положены туда заботливой рукой божества, прожившего несколько жизней с трубами, проводами, розетками в этом доме.
Открываешь. Нож, перемотанный матерчатой изолентой, которым ничего нельзя отрезать, но которым можно раскрутить советскую розетку с болтами, у которых сорван шлиц; деревянная колотушка, способная заменить молоток, который всё ещё не кладут в наборы икеи; стамеска со следами чужой крови, но которая идеально подлезает под крепление бачка унитаза; три разных дюбеля и три разных шурупа; провод; ещё один дюбель. У меня всё получится.
Заканчиваешь работу, осторожно всё кладёшь обратно в коробку, добавляешь в неё прокладку для труб, две шайбы и торцевую восьмимиллиметровую насадку , которую купил в магазине, но она не пригодилась. Закрываешь крышкой, на которой нарисовано что-то из прошлого века, из прошлых поколений. Крепко прижимаешь рукой. До следующего раза. Для следующего ищущего. Для того, чтобы всё получилось.