Это вопрос на моём интервью в стокгольмской школе экономики. Помню, что засмеялся. В голове, конечно, ругнулся на себя, на них. И перевернул страницу.
Тот театр был мною: это Наташка, в которую я был влюблён, и из-за которой я туда пошёл; это мой Андрей Заяц, который дорос через это до съёмок в полнометражных фильмах; это наш режиссёр Лена, которая рассмотрела во мне единственное умение: играть самого себя. Я ни разу не был там, на сцене, кем-то другим, подозревая, что для этого мне не хватает чего-то важного. Не замахиваясь, но, если честно, и не задумываясь.
Помню, как в нашей последней фестивальной поездке во Франции, уже на обратном пути, мы читали местную газету, где были напечатаны отзывы о выступлениях трупп со всей Европы. Одна из организаторов написала: "Pour les Lettons: on était partout sauf au théâtre, a 20000 années lumière, à vivre, à mourir avec les personnages. Du fond du coeur. Merci. "За латышей: мы были где угодно, только не в театре, за 20000 световых лет отсюда, живя и умирая вместе с героями. От всего сердца. Спасибо".
А я опять всего лишь был собой. И помню, что тогда мне было очень-очень не ловко. Я видел место на сцене для ума, навыка, умения, но не сердца, хотя мне чуть ли не прямым текстом об этом сказали.
Год назад я пошёл в театральную студию. Пошёл опять собой. Со своим Никитой вместо Андрея, возможно, за потенциальной новой Наташкой, и тоже к своим режиссёрам, которые тогда поразили меня своим идеализмом.
Вооружившись идеей, что я хочу научиться кричать со сцены (отличный pick-up line), я вышел, и внезапно меня начали учить быть собой. В предлагаемых обстоятельствах. А потом мне рассказали про то, что люди на сцене могут чувствовать без слов и касаний, без света и звука. Они могут останавливать взглядом и управлять жестом. И для этого надо быть собой. В моменте. Здесь и сейчас. А мне очень хотелось кричать тогда, что это не театр такой, это вся жизнь такая. И я опять был просто собой. И в этот раз мне почти не было стыдно.
Месяц назад мне предложили войти в спектакль, который уже второй сезон идёт на сцене рижского малого театра по пьесе Эдварда Радзинского "Она в отсутствии любви и смерти". Спектакль, который меня вдохновил пойти заниматься театром год назад, о котором я писал, впечатлившись таким близким для меня сюжетом, и где при желании можно даже покричать. На замену яркому и запоминающемуся Игорю, через чьё я мне предстояло перешагнуть, в попытке найти своё.
На прошлой неделе был для меня премьерный показ. Я стоял за кулисами в ожидании своего выхода и.. был собой. Смеялся над репликами со сцены вместе со всем залом за секунду до своего появления, а потом выходил и опять был собой, выстреливая из себя слова и эмоции , которые, казалось, я накопил за время репетиций, которое потратил, чтобы обрасти новой историей в моей жизни. Настоящей. Моей.
Мои занятия дали мне больше вопросов, чем ответов, но возможность прожить две собственные жизни, заплатив за это своими социальными масками, многого стоит. Выйти на сцену, ощутить самость, и провести за собой зал, расстворившись в финальном затемнении. Осознавая абсурдность этой связки, мне кажется, я воспаряю над собственным пределом, превращаясь в героя Камю. Только в розовых джинсах.
Да, я хочу, чтобы вы пришли. Не для меня. Посмотреть на людей, которые воспаряют над. Лена, Андрей, Наташка, ваши билеты у меня. Мне есть, за что вам сказать спасибо.