У нас в школе был предмет, посвящённый мифам древней Греции. Мой любимый урок с большим отрывом (к слову о вечном поиске первопричин). Поэтому, образ Медеи заполирован моим юношеским идеализмом, где аргонавты и золотое руно - геройский эпос, а жена Ясона - концентрированная доза отравленной коварности. Бело-чёрная картина мира, я очень по тебе скучаю.
А вчера я попал на постановку Наставшева "Медея". Бенефис Гуны Зарини в лаконичном, расчерченном режиссёром пространстве, в котором не осталось места лишним деталям: лишь шесть действующих лиц, абсолютное безвременье, градиентный фон заходящего и восходящего солнца, пустое пространство, делающее каждый звук пронзительным, а каждое отточенное до миллиметра (о, вы это оцените!) движение наполненное знаками. И у моего черно-белого мифа появляется пугающая глубина, рассказывающая о трагедии Женщины.
Этот образ остаётся со мной весь вечер и ночь. Преданная, загнанная в угол Женщина в своём застывшем крике становится проводником Рока, выкручиваясь в спазмах соприкосновения этического и животного миров, которые спрятаны в каждом из нас. Я склоняю голову перед сверхсилой этого зверя, которого проживает Медея, и каждый упавший софит зажигает во мне искру осознания, которую тотчас раздавливает бас опускаемого занавеса.
Аплодисменты нарастали по мере того, как отпускало оцепенение. Предложенная режиссёром, сценографом и композитором (а это, о, один и тот же человек) кажущаяся пустота оказалась наполнена первобытным рыком раненого зверя, оттенённым ангельским хором, символом смирения, кротости. Меня опустошили, а потом снова заполнили. Наверное, это и называется пережить Театр. Чего и вам желаю.
А вчера я попал на постановку Наставшева "Медея". Бенефис Гуны Зарини в лаконичном, расчерченном режиссёром пространстве, в котором не осталось места лишним деталям: лишь шесть действующих лиц, абсолютное безвременье, градиентный фон заходящего и восходящего солнца, пустое пространство, делающее каждый звук пронзительным, а каждое отточенное до миллиметра (о, вы это оцените!) движение наполненное знаками. И у моего черно-белого мифа появляется пугающая глубина, рассказывающая о трагедии Женщины.
Этот образ остаётся со мной весь вечер и ночь. Преданная, загнанная в угол Женщина в своём застывшем крике становится проводником Рока, выкручиваясь в спазмах соприкосновения этического и животного миров, которые спрятаны в каждом из нас. Я склоняю голову перед сверхсилой этого зверя, которого проживает Медея, и каждый упавший софит зажигает во мне искру осознания, которую тотчас раздавливает бас опускаемого занавеса.
Аплодисменты нарастали по мере того, как отпускало оцепенение. Предложенная режиссёром, сценографом и композитором (а это, о, один и тот же человек) кажущаяся пустота оказалась наполнена первобытным рыком раненого зверя, оттенённым ангельским хором, символом смирения, кротости. Меня опустошили, а потом снова заполнили. Наверное, это и называется пережить Театр. Чего и вам желаю.
RSS Feed
