Сын в городе, и у нас очередные битвы за респект. Две бараньи головы, одна женщина, мои вечные попытки говорить с позиции силы, опыта и громкости. Папы ограничивают свободы, которые даются маминым сердцем.
Микаэль носится по квартире со шваброй наперевес, требует, чтобы его отвезли домой, и клянётся отомстить за все те страдания, которые я ему причинил, забрав планшет, и заставив кушать какую-то гадость. Я подливаю масла в огонь, обещая ему всяческих пипецов. Мика смотрит на меня из коридора и во мне щёлкает что-то. Что всегда было у Ани, и чего никогда не было у меня.
У этой сцены появляется глубина, а у меня чувство большой любви, которой хватит, чтобы не махать флагами, не повышать голос, чтобы помнить, что из нас двоих только я знаю, что такое быть и взрослым и ребёнком. Чтобы в его претензиях услышать просьбу и страх опять не видиться полгода.
Я подхожу к Мике и обнимаю его. Он продолжает возмущаться о несправедливости этой жизни. Я целую его в лоб. Он замолкает и обнимает меня.
Нам в этой жизни нечего делить кроме любви.
Микаэль носится по квартире со шваброй наперевес, требует, чтобы его отвезли домой, и клянётся отомстить за все те страдания, которые я ему причинил, забрав планшет, и заставив кушать какую-то гадость. Я подливаю масла в огонь, обещая ему всяческих пипецов. Мика смотрит на меня из коридора и во мне щёлкает что-то. Что всегда было у Ани, и чего никогда не было у меня.
У этой сцены появляется глубина, а у меня чувство большой любви, которой хватит, чтобы не махать флагами, не повышать голос, чтобы помнить, что из нас двоих только я знаю, что такое быть и взрослым и ребёнком. Чтобы в его претензиях услышать просьбу и страх опять не видиться полгода.
Я подхожу к Мике и обнимаю его. Он продолжает возмущаться о несправедливости этой жизни. Я целую его в лоб. Он замолкает и обнимает меня.
Нам в этой жизни нечего делить кроме любви.
RSS Feed
