У меня дома на полке стоит книга американской писательницы Оливии Лэнг - The trip to Echo spring - Путешествие к источнику Эха. Подаренная давным давно человеком, чьи мотивы мне до сих не известны, она рассказывает о путешествии автора книги по городам Америки, в которых жили и работали одни из самых известных американских писателей двадцатого века. И пили. Пили много и безнадёжно, являя миру свои самые пронзительные стороны в своих произведениях, о которых невозможно было говорить иначе, чем проживая такую разрушающую жизнь. Это большая книга, в которой нет места для обобщений, - истории писателей разбиваются на маленькие эпизоды, которые все вместе создают тоскливое впечатление неотвратимости печального финала, который для некоторых из героев был единственным способом найти умиротворение.
Но, как это часто представляется в наших своеобразных головах, то, что было далеко и давно, уже почти неправда, а поэтому, когда мне предложили сходить на постановку Улдиса Тиронса в Новом Рижском театре "Поцелуй тёти Клавы", названный в честь коктейля по рецепту Венечки Ерофеева, который намного ближе и по времени и по месту событий, я согласился без раздумий - моя драматическая натура регулярно требует аналогий из мира великих, даже если они были пьющие.
Режиссёр Тиронс, вообще, великий экзорцист и психотерапевт. Так же, как несколько лет назад на его спектакле я вместе с публикой, в большинстве своём говорящей на латышском языке, соскабливал бронзу с Владимира Ильича, так и в этот раз мы все вместе заново учились говорить по-русски и получать от этого удовольствие, читать русских писателей и слушать русские романсы. Даже возникло впечатление, что нам просто напоминают почему русские нужны латышам. Или, например, зачем нам нужен Тургенев.
А тем временем на сцене Венечка едет к своей невесте, которая ждёт его в Петушках. Едет он по смазанным перцовкой рельсам в вагоне со своими ангелами и демонами, переодически проваливаясь в сизый туман, из которого то слышны русские романсы, то "Bļaģ, kas tas vispār ir?". И всем, кроме окружающих его на сцене людей, понятно, что он не доедет, хотя и очень хочется. Да и сам Венечка, кажется, уже не понимает, к кому он хочет приехать, с каждым разом всё сильнее и сильнее закручиваясь в калачик на животе у палеолетической Венеры, чтобы наконец обрести покой там, куда никакая реальность его бы не впустила, если бы не поцелуй тёти Клавы.
Спектакль с глубиной, в которую хочется всматриваться, даже осознавая, какая чернота тебя там ожидает. А после этого свернуться улиткой. И прочитать Тургенева. И выпить за тех, которые никогда никем по-настоящему не были услышанны, а теперь растянуты на транспарантах после собственной смерти в позе младенца. А ещё хочется писать, заставляя своего героя делать то, что сам никогда не сделаешь. Даже если у него твоё имя.
Но, как это часто представляется в наших своеобразных головах, то, что было далеко и давно, уже почти неправда, а поэтому, когда мне предложили сходить на постановку Улдиса Тиронса в Новом Рижском театре "Поцелуй тёти Клавы", названный в честь коктейля по рецепту Венечки Ерофеева, который намного ближе и по времени и по месту событий, я согласился без раздумий - моя драматическая натура регулярно требует аналогий из мира великих, даже если они были пьющие.
Режиссёр Тиронс, вообще, великий экзорцист и психотерапевт. Так же, как несколько лет назад на его спектакле я вместе с публикой, в большинстве своём говорящей на латышском языке, соскабливал бронзу с Владимира Ильича, так и в этот раз мы все вместе заново учились говорить по-русски и получать от этого удовольствие, читать русских писателей и слушать русские романсы. Даже возникло впечатление, что нам просто напоминают почему русские нужны латышам. Или, например, зачем нам нужен Тургенев.
А тем временем на сцене Венечка едет к своей невесте, которая ждёт его в Петушках. Едет он по смазанным перцовкой рельсам в вагоне со своими ангелами и демонами, переодически проваливаясь в сизый туман, из которого то слышны русские романсы, то "Bļaģ, kas tas vispār ir?". И всем, кроме окружающих его на сцене людей, понятно, что он не доедет, хотя и очень хочется. Да и сам Венечка, кажется, уже не понимает, к кому он хочет приехать, с каждым разом всё сильнее и сильнее закручиваясь в калачик на животе у палеолетической Венеры, чтобы наконец обрести покой там, куда никакая реальность его бы не впустила, если бы не поцелуй тёти Клавы.
Спектакль с глубиной, в которую хочется всматриваться, даже осознавая, какая чернота тебя там ожидает. А после этого свернуться улиткой. И прочитать Тургенева. И выпить за тех, которые никогда никем по-настоящему не были услышанны, а теперь растянуты на транспарантах после собственной смерти в позе младенца. А ещё хочется писать, заставляя своего героя делать то, что сам никогда не сделаешь. Даже если у него твоё имя.
