Но я всегда знаю, что где-то во мне глубоко есть тонкая плёнка, которая может порваться от одного правильного вопроса Мики, на который я сам не знаю ответ, и который заставит меня самого затупить в стенку с одним носком в руках. И поэтому я стараюсь, чтобы эти тридцать минут прошли с заданным темпом и в заданном направлении.
Этот ритм переносится и на рабочий день, где только лишь уж совсем панибратское похлопывание по плечу в исполнении коллеги может отвлечь от выполнения поставленных зада, да и то лишь до следующего письма во входящих. И обязательно под мелодию телефонного звонка.
Вечером театральная студия, в которой ни о каком публичном одиночестве и речи быть не может: сначала ты - самый младший из присутствующих мужчин. Возможно, ты еще и в розовой байке, чтобы удобнее было тренироваться на тебе в остроумии, а потом ты активно вовлечён в обсуждение, перевоплощение, переосмысление и всё, что угодно, чтобы через два часа абсолютно выхолощенным плестись домой.
Дома прекрасная, гуманная и интересная домашка вальдорфской школы, (sic!) не менее прекрасный ужин и положенный сыну час мультимедии, от которой я скрываюсь либо на кухне, моя посуду, либо в туалете. И вот тут, впервые за день, я обретаю себя. И вот тут моя мысль, отражённая от кафеля возвращается ко мне, замыкая круг. Всё обретает свой вес, который ложится удовлетворением от прожитого дня на мои плечи.
Чуть позже, перед самым сном, я ловлю себя на ощущении, что я весь день мыл посуду и сидел в туалете. Поднимая голову лишь на эти пять минут самоосознания, и не имея возможности лишний раз перевернуть страницу недочитанной книги, я познаю дзен мирянина, счастье родителя, чаяния ипотечного заёмщика и маленькие радости наёмного работника.
- "Пап, а зачем в школу надо идти?"
- "Спи, через двадцать пять лет скажу."
*делаю большие глаза в темноте, дотягиваюсь языком до кончика собственного носа, вру*