Последняя точка нашего пасхального пути - Скайсткалне. После трех дней перед нами реновированная за последние два года церковь - не двери заново покрашены, а восстановлены две башни, воссоздан клостер и подана заявка на смену статуса церкви на базилику. За всем этим вся та же община, которая управляет муйжей, где мы были до этого. За всем этим Андрейс Мединьш, лауреат премии Latvijas Lepnums 2017 года, о котором прямо хочется написать отдельный текст. И на чью проповедь я обязательно съезжу - людей такой харизмы надо поискать. Я бы вообще эти три дня назвал его именем - пройдя 85 километров, мы были в трех церквях, говорили с десятком людей, и везде так или иначе всплывала его имя.
Мы выходим из церкви, чтобы найти, где поставить в паспорт пилигрима печать. Это отдельное развлечение и место для творчества - у каждой церкви, каждого гостевого домика свой штампик. Я видел с гербом города, я видел и с пингвином. Иду к ближайшем дому, стучусь в окно, но никто не отвечает, хотя на карте написано, что это дом, в котором принимают пилигримов, да и из трубы идёт дым. Разворачиваюсь, чтобы развести руками. Зоя проходит мимо, стучит в окно, а потом открывает дверь. Непозволительная для меня пока что роскошь - открывать двери, которые готовы открыться. А Зоя умеет, и через минуту она уже зовёт меня с Микой зайти внутрь, где нас угощают вкуснейшим омлетным супом (вы вообще пробовали такой?!), и рассказывают про восстановление церкви, а органистка за чашечкой кофе между делом делится обо особенностях игры на органе во время проповеди.
За четыре часа и двадцать километров до этого мы зашли в церковь в Барбеле. Там был мужчина, растапливающий печь к вечернему служению, а наверху кто-то учился играть на органе. И больше никого. Я сидел на скамье и слушал повторяющийся мотив, который, могло так случится, никто не услышал бы. Точно помню, что мои мысли не были о простом человеческом счастье, каким мог быть например тёплый чай после 30 километров пешего пути, или тот самый суп, о котором мы даже не смели мечтать. В этот момент мне хотелось, чтобы каждый человек, который делает что-то больше, чем сам он, чья внутренняя красота, чьё доброе сердце создаёт вокруг себя особое место, о которое может погреться заблудший и потерянный странник, чтобы он чувствовал, что всё это не зря. Никогда ничто не зря. Даже когда кажется, что никто не слышит.
Мы выходим из церкви, чтобы найти, где поставить в паспорт пилигрима печать. Это отдельное развлечение и место для творчества - у каждой церкви, каждого гостевого домика свой штампик. Я видел с гербом города, я видел и с пингвином. Иду к ближайшем дому, стучусь в окно, но никто не отвечает, хотя на карте написано, что это дом, в котором принимают пилигримов, да и из трубы идёт дым. Разворачиваюсь, чтобы развести руками. Зоя проходит мимо, стучит в окно, а потом открывает дверь. Непозволительная для меня пока что роскошь - открывать двери, которые готовы открыться. А Зоя умеет, и через минуту она уже зовёт меня с Микой зайти внутрь, где нас угощают вкуснейшим омлетным супом (вы вообще пробовали такой?!), и рассказывают про восстановление церкви, а органистка за чашечкой кофе между делом делится обо особенностях игры на органе во время проповеди.
За четыре часа и двадцать километров до этого мы зашли в церковь в Барбеле. Там был мужчина, растапливающий печь к вечернему служению, а наверху кто-то учился играть на органе. И больше никого. Я сидел на скамье и слушал повторяющийся мотив, который, могло так случится, никто не услышал бы. Точно помню, что мои мысли не были о простом человеческом счастье, каким мог быть например тёплый чай после 30 километров пешего пути, или тот самый суп, о котором мы даже не смели мечтать. В этот момент мне хотелось, чтобы каждый человек, который делает что-то больше, чем сам он, чья внутренняя красота, чьё доброе сердце создаёт вокруг себя особое место, о которое может погреться заблудший и потерянный странник, чтобы он чувствовал, что всё это не зря. Никогда ничто не зря. Даже когда кажется, что никто не слышит.
