За стеклом фигурка Меркурия. У него пять длинных пенисов, растущих в разные стороны. Тексты про мифологию Древней Греции и Рима, которыми я зачитывался в детстве, безвольно повисают в вакууме новой старой морали, выскабливающей из нас то, что делает из нас людей. В этих книгах не занимались сексом, но лишь пили вино, ели собственных детей и предавали друзей, а пенисов у Меркурия не было вообще.
Я прохожу эту маленькую комнату несколько раз по кругу. Пенисы с крылышками, смеющиеся божки с огромными эрегированными членами, фрески со сценами соблазнений - всё это смотрит на меня, разговаривая со мной доступным мне языком образов, а значит и готовое на диалог. А готовы ли мы на диалог? Не убегая от вопросов наших детей в надежде, что наши эвфемизмы найдут в их светлых головах такой же светлый пример в жизни. И не боясь включить свет, чтобы раздеть партнёра, дав всему животному, происходящему в темноте, такое человеческое.
Мир осознанной и проговорённой чувственности даёт вашей оранжерее с орхидеями (Ниро Вульф, здравствуйте) семь подвальных уровней и маленькую стеклянную галерею, ведущую в соседний сад. Он даёт базу вашему будущему кентавру, сотканному из души и тела, корнями черпающему силу из горячего камня и моря, а макушкой собирающему свет вами названных звёзд.
В соседнем зале музея выставлены более поздние римские статуи с намеренно уменьшенными гениталиями, символизируя контроль ума над телом. Наш кентавр был кастрирован уже тогда, оставив религии наступающего средневековья лишь процедуры прижигания. Сначала мы спрячем всё в подвале, а потом потеряем от него ключ, уже и не помня, что оставленные там слова - важная часть игры в жизнь. То, что может соединить дух и тело, секс и любовь.
Когда-нибудь мы застынем в блаженной тишине всеобъемлющего всего, но пока что я верю в слово, которое при должном отношении всё ещё объединяет. Наши синапсисы соединятся в прекрасные узоры открытого мира, возможно, дав инструмент для работы с дофаминовой зависимостью, выводя мотивацию за пределы нашего тела, расширяя таким образом границы нашего тела вплоть до момента, когда оно, наконец, сольётся со всем миром в экстазе. А как иначе это можно будет назвать? А пока что позволь мне прикоснуться к твоим губам. Мне есть, что тебе рассказать.