В Италии наткнулся на книгу "Negri, froci, giudei & Co. L'eterna Guerra cinto l'atro" - "Негры, педики, жиды и Ко. Вечная война против Другого". С очень правильной большой буквы Д.
Актуальнее некуда. Сразу вспомнил статью Умберто Эко: "Сотвори себе врага", пролистал, а за ней и вторую "Абсолют и Относительность". Переосмысливать не буду, но скомпилировать свои мысли с использованием чужих цитат - с удовольствием.
Иметь врага важно не только для определения собственной идентичности, но ещё для того, чтобы был повод испытать нашу систему ценностей и продемонстрировать её окружающим. И даже если врага нет, его следует создать. С лёгкостью, с которой на протяжении веков создавались образы женщин-ведьм, сарацинов, лёгких на помине жидов, пожирающих младенцев, христиан, для которых Плиний не только не нашёл существенных пунктов обвинения, но даже признал их добродетели, а потом всё равно отправил их на смерть, так как они не приносят жертвы императору.
"Праздность, вероломство, скудоумие и жестокость - удел жалкой негритянской расы". Это из статьи Британской Энциклопедии 1798 года. Антисемитизм, лишающий евреев права на integritas - физиологическую целостность, по представлениям того времени - залог внутренней и внешней среднестатистической красоты. И опять женщины, как носители страшной разрушающей силы. И ещё прокажённые. Всего не перечислить.
В 1968 году в США появляется анонимный памфлет "Iron Mountain Report" о критической важности внешнего врага, а за ним и войны для развития американского общества, где армия - удел социально отвергнутых, а ковровые бомбёжки - эффективный инструмент контроля за населением. И всё это как маховое колесо сметает все перекосы в социальной системе государства, как бонусом дающее мощнейший стимул для развития по-настоящему гуманистического искусства.
Иметь врага - естественно. Это атрибут цивилизационного процесса для общества, и важная часть познания себя для личности. Мне понадобилось всего лишь пара минут, чтобы составить список из моих врагов, первое место в котором я отдал безликому обществу потребления. Мой публичный образ формируется в противопоставлении себя и этой группе людей. Поэтому, когда я в дискуссиях апеллирую к понятию "этичной личности", я не в коем случае не лишаю себя или кого-то другого права на обладание подобным "списком врагов" - если тебе кто-то не нравится, то отрицать это бессмысленно. И этика тут бессильна.
Суть этики торжествует тогда, когда мы стараемся влезть в шкуру врага. Понять его. Цезарь уважал галлов, Тацит восхищался германцами, Эсхил рассказывает историю персов с их точки зрения.
Стараться понять другого - это значит разрушать стереотипы, не отрицая и не разрушая различий. Наше чувство терпимости возрастает из признания разных степеней доказуемости или приемлемости истины. Реальность определяется обособленными точками зрения, дополняя, но не исчерпывая бесконечное многообразие. Подобный релятивизм пугает иногда даже меня, но, не впадая в крайности интерпретирующего интерпретации, я всегда помню что наравне с этим есть два абсолюта, с которыми я рано или поздно столкнусь: одиночество и смерть. Поэтому я не могу отказать себе сейчас в праве жить в обществе, где каждый может мне что-то сказать и прикоснуться своими историями. И пока мой собеседник сам не скажет мне, что он - п****р, и объяснит, почему я его так должен называть, я ограничусь уважительным и очень личным "дружок".
Остановить себя в тот момент, когда мы экстраполируем свой всегда неполноценный опыт с маргинальными представителями социальной группы на всю группу. Принять Другого как одну из основополагающих частей своего я, и перестать творить ад на земле.
Актуальнее некуда. Сразу вспомнил статью Умберто Эко: "Сотвори себе врага", пролистал, а за ней и вторую "Абсолют и Относительность". Переосмысливать не буду, но скомпилировать свои мысли с использованием чужих цитат - с удовольствием.
Иметь врага важно не только для определения собственной идентичности, но ещё для того, чтобы был повод испытать нашу систему ценностей и продемонстрировать её окружающим. И даже если врага нет, его следует создать. С лёгкостью, с которой на протяжении веков создавались образы женщин-ведьм, сарацинов, лёгких на помине жидов, пожирающих младенцев, христиан, для которых Плиний не только не нашёл существенных пунктов обвинения, но даже признал их добродетели, а потом всё равно отправил их на смерть, так как они не приносят жертвы императору.
"Праздность, вероломство, скудоумие и жестокость - удел жалкой негритянской расы". Это из статьи Британской Энциклопедии 1798 года. Антисемитизм, лишающий евреев права на integritas - физиологическую целостность, по представлениям того времени - залог внутренней и внешней среднестатистической красоты. И опять женщины, как носители страшной разрушающей силы. И ещё прокажённые. Всего не перечислить.
В 1968 году в США появляется анонимный памфлет "Iron Mountain Report" о критической важности внешнего врага, а за ним и войны для развития американского общества, где армия - удел социально отвергнутых, а ковровые бомбёжки - эффективный инструмент контроля за населением. И всё это как маховое колесо сметает все перекосы в социальной системе государства, как бонусом дающее мощнейший стимул для развития по-настоящему гуманистического искусства.
Иметь врага - естественно. Это атрибут цивилизационного процесса для общества, и важная часть познания себя для личности. Мне понадобилось всего лишь пара минут, чтобы составить список из моих врагов, первое место в котором я отдал безликому обществу потребления. Мой публичный образ формируется в противопоставлении себя и этой группе людей. Поэтому, когда я в дискуссиях апеллирую к понятию "этичной личности", я не в коем случае не лишаю себя или кого-то другого права на обладание подобным "списком врагов" - если тебе кто-то не нравится, то отрицать это бессмысленно. И этика тут бессильна.
Суть этики торжествует тогда, когда мы стараемся влезть в шкуру врага. Понять его. Цезарь уважал галлов, Тацит восхищался германцами, Эсхил рассказывает историю персов с их точки зрения.
Стараться понять другого - это значит разрушать стереотипы, не отрицая и не разрушая различий. Наше чувство терпимости возрастает из признания разных степеней доказуемости или приемлемости истины. Реальность определяется обособленными точками зрения, дополняя, но не исчерпывая бесконечное многообразие. Подобный релятивизм пугает иногда даже меня, но, не впадая в крайности интерпретирующего интерпретации, я всегда помню что наравне с этим есть два абсолюта, с которыми я рано или поздно столкнусь: одиночество и смерть. Поэтому я не могу отказать себе сейчас в праве жить в обществе, где каждый может мне что-то сказать и прикоснуться своими историями. И пока мой собеседник сам не скажет мне, что он - п****р, и объяснит, почему я его так должен называть, я ограничусь уважительным и очень личным "дружок".
Остановить себя в тот момент, когда мы экстраполируем свой всегда неполноценный опыт с маргинальными представителями социальной группы на всю группу. Принять Другого как одну из основополагающих частей своего я, и перестать творить ад на земле.
RSS Feed
