Сидишь напротив такого человека, а там, раз, и сталь клинка блеснёт под одеждой. А на лезвии кровь. Всех тех отношений, что были. Или детей собственных, или родителей. Но своей больше всего.
И вроде бы гордиться нечем, и прятать такие вещи надо. А летать хочется. И других крыльев нет. А в глазах всё что угодно - от печали до ярости. Но точно принятие. Себя в первую очередь.
Или какое-то невообразимое чёрное нечто за спиной, которое вообще свет не отражает. И ты такой, не теряя зрительного контакта, устраиваешься поудобнее, и тебя этим крылом накрывает. А там звёздное небо. И глаза все те же напротив смотрят с благодарностью - дотерпели, научились.
И мы ещё танцевать с этим всем учимся. Сами себя, бывает, раним неловким движением, или того, кто поближе стоит. Замирает на мгновение. Жив? Жив. Кровь на клинке. Хочешь попробовать? Продолжаем? Да.
А кто-то весь в краске заляпан или в чернилах. И поверх ещё сто раз переписан, что живого места не осталось. И ты сидишь и разбираешься в этих слоях, ему же его истории рассказываешь, и сам того не замечая незаметно из подручных средств крылья латаешь. Чтобы слетать однажды вместе в место, где электрички спят или куклы оживают.
А кто-то под музыку летает. А кому-то иногда даже крылья не нужны - там реактивная струя сами знаете из какого места с пропеллером.
А кто-то рисует, а кто-то пишет. А кто-то любит. А кто-то готовит вкусную еду, после которой аж три крыла вырастает. И рог. Один. Красивый. Дай оближу.
И я надеюсь, что мы все однажды полетим. Честные перед собой, в одиночку или вместе, но полетим. Как говорилось в любимой песни моего дедушки: на честном слове и одном крыле.