В Фистерру мы дошли за четыре часа до заката - как раз, чтобы скинуть рюкзаки, купить еды для пикника и добраться до маяка в нескольких километрах от города, где когда-то пилигримы по традиции сжигали свою обувь с тысячекилометровым пробегом с видом на заходящее в море солнце. Потом, как водится, случайно чуть не сожгли сам маяк, и от традиции осталось только солнце, но и этого нам хватило бы за глаза - в планах было уединиться в скалах, открыть зубами вино, ломать руками сыр, делиться осьминогами, и незаметно подсматривать как блестят в глазах слёзы радости.
Но все четыре с половиной продуктовых магазина в тот день в этом городе были закрыты. А все рестораны открывались примерно за час до того, как начинался закат, а до маяка идти только часа полтора, и, конечно, никакой автобус после 350 километрового пешеходного хардкора не вариант. И, в общем, я там знатно начал ныть. Даже рассказывать не буду. Но вот, что я вам расскажу.
За три часа до заката мы нашли в городе один единственный работающий в это время ресторан. Итальянский. И эти ребята, кому принадлежал ресторан, говорили на странной смеси испанского и итальянского, и мы честно пытались понять, что они говорят, но получалось понимать только десерт и вино. Но тут оказалось, что сидящий перед рестораном большой импозантный француз Жиль знает все языки мира. И пока мы заказывали еду, он вызвался переводить с этого испанско-итальянского нам на французско-английский. И практически сразу на наш смех пришёл мужчина средних лет, американский полиглот, который сразу же начал без зазрения исправлять каждую ошибку в английском Жиля. По-французски. Чем ввёл в состояние кринжа свою дочку, которая, наклонившись к нам, извинилась за своего отца, рассказав, что любовь к языкам в её папе сильнее любви к людям. А в это время Жиль громогласно на всю площадь смеялся, что он готов простить это душнилово только потому, что это все-таки американский английский, а не английский английский. А в это время владелец ресторана предложил нам сделать печати в наши пилигримские паспорта из сургуча, и попросил повара вынести ему печать. А повар вынес не только печать, но и божественный тирамису, за который можно было простить любой испано-итальянский язык. А Зоя на руке у повара заметила татуировку, которая выглядела как печать, которую мы получили в двадцати километрах от Фистерры, где девушка из Румынии восстанавливала гостевой дом для пилигримов недалеко от пляжа в виде круассана. И уже под вино и тирамису мы узнали от повара, что в свободное от кухни время, он ездит помогать восстанавливать этот заброшенный дом. А эта татуировка, похожая на четырехлистный клевер, символизирует четыре пути, который каждый из нас начинает из самого себя только лишь для того, чтобы прийти к самому себе. И какой бы из четырёх путей ты не выбрал, ты все равно придёшь к себе. А если чуть прищурится, то видно, что каждый из этих листиков-путей по форме напоминает сердце. В общем, ах. А за это время в наших паспортах появились самые красивые печати на свете. А потом Жиль начал исполнять песни Джонни Кэша. Да так, что американский полиглот сразу же простил ему его американский английский. А его дочка, на минуту освободившись от отцовской гиперопеки, рассказала, что они с отцом просто очень любят хайкинг. И они поехали пройтись португальский камино, чтобы где-то в середине пути, понять что это совсем не хайкинг, а именно то, что мы прямо там проживали все вместе в уголке маленькой площади напротив маленького итальянского ресторана на краю земли. А потом она показала нам свою обувь, которую она взяла у маяка. Там её больше не сжигают, но оставляют в акуратной кучке. И её кроссовки, в которых она пошла этот не хайк за все это время превратились в портянки, и вместо них она взяла в этой куче себе чьи-то такие же уставшие от жизни, на размер больше, но способные какое-то время ещё продержаться кеды. И я смотрел на счастливое лицо человека, который стал частью чего-то большего.
Жиль прошёл свой камино год назад. Сейчас он копит деньги, играя на гитаре, чтобы уехать в Мадагаскар. Владельцы итальянского ресторана прошли свой камино три года назад, и решили открыть здесь свой ресторан. Американцы начали идти хайк, а прошли камино. Повар прошёл камино два года назад, и, как мне кажется, пришёл к той румынской девушке Николь. А мы с Зоей прошли свой камино только что и.. если мы прямо сейчас не попрощаемся с этой разношерстной компанией, то мы не успеем на закат!
Накануне я прикинул, что наша средняя скорость в нашем путешествии была в районе 3.5 километров в час. Эти последние 5 километров мы прошли, нет, пролетели в гору минут за пятьдесят. И успели. Хотя, как тогда стало понятно, невозможно опоздать, если всё и так в тебе. И это не просто слова. Эти последние пять километров со свойственной мне фантазией и тревожностью я очень живо себе рисовал, как мы заворачиваем за маяк, чтобы увидеть, что солнце уже село за горизонт, а вместо красивых отблесков на небе мы наблюдаем низкую облачность. Но, наверное, впервые в жизни перспектива не получить чего-то, что мне очень хотелось, не вызывала во мне никаких негативных коннотаций. Наоборот, мне казалось, что мы будем смеяться до слёз, и обязательно захотим вернуться в тот ресторан, чтобы разделить наш триумф с нашими случайными друзьями - всё-таки это всё было нашим выбором.
А значит, this is the way. Turpinām iet. В мире людей, которые говорят на всех языках мира, рассказывая истории, которые мне так нравится записывать, и из-за которых даже можно опоздать на закат.